Ноланд оставался в особняке за главного, правда, все обязанности
сводились к созданию видимости, что дома никого нет, – так Бремеры
предполагали избавиться от визитов кредиторов. Те приходили
несмотря на подписанный Альфредом график выплат, коему он
неукоснительно следовал.
Агентам банка не давало покоя наличие у должника элитной
недвижимости в центре города. Не проходило и пары дней, чтобы банк
не прислал очередное деловое предложение по использованию
помещений. Особняк уподобился медленно тонущему кораблю, но Бремеры
предпочитали тонуть, чем отдавать его на съедение морскому чудовищу
в желтом галстуке.
Перед отъездом Альфред зашел к племяннику в комнату. Ноланд
рисовал цветными карандашами легендарную башню Хаадина.
Тысячелетний монумент вздымался посреди пустынного побережья и
заслонял гряду Сальрадских гор, у шпиля вились птицы. Ни одного
окна или бойницы, лишь затейливый узор на серо-зеленой поверхности
и бронзовая дверь, закрытая навсегда с времен окончания Эпохи
рока.
Увидев дядю, Ноланд смущенно отодвинул рисунок на край стола под
нависающие книжные полки. Одно дело, когда предаешься грезам, читая
сказания о героях древности, другое – когда берешься за детские
карандаши и воплощаешь грезы на бумаге. Настоящие художники не
признают даже акварель, что уж говорить о цветных карандашах –
вздор и баловство!
– Я провожу тебя до вокзала, – сказал Ноланд, поднимаясь.
– Спасибо, нет нужды, меня ждет кеб. Я принес кое-что.
Дядя протянул конверт из плотного желтоватого пергамента, такой
не увидишь на современном почтамте. На сургуче виднелась печать
Теодора Бремера. Ноланд взял конверт и ощутил, что внутри не только
бумага, но и какой-то твердый предмет. Он вопросительно посмотрел
на дядю.
– Перед уходом в экспедицию Теодор велел передать тебе это,
когда закончишь университет, – сказал Альфред. – Я собирался отдать
сразу после экзамена, потом тянул время, надеясь, что вскроем этот
злополучный сейф и оплатим долг за обучение… словом, я считаю, что
ты университет закончил, а диплом – это формальность.
Ноланд прижал конверт к груди и сказал:
– Если отец написал о маршруте своей экспедиции, то я отправлюсь
за ним.
Альфред открыл рот и в течение минуты не мог подобрать слов.
Наконец совладал с собой и сказал:
– Если куда-то соберешься, дождись моего возвращения, хорошо? В
крайнем случае отправь мне в Эббу телеграмму и дождись ответа.