А она… она присела на корточки на ступеньку ниже меня и стреляла вниз, влево и вправо, приговаривая в такт выстрелам: «Солидный магазин!» – «Лучший магазин!» – «Дорогой магазин!» – «Половина покупателей» – «киллеры!» – «А охраны» – «не видно!» – «Суки!»
Но секьюрити и полицейские всё же спешили к месту перестрелки. Где-то уже близко выкрикивая что-то и вереща свистками. Они как раз успевали к сбору трупов и раненых. И к тому, чтобы задержать нас, единственных сошедших с эскалатора невредимыми и с оружием в руках.
– Сдадимся?
– Очень не хочется, – ответила она, слегка пнув стонущего раненого. – Лучше бы этого добить и уйти.
– Не получится.
– Тогда не о чём и говорить, дорогой. Сдаёмся, малыш, – она бросила пистолеты, обняла меня и глубоко поцеловала, закрыв глаза и растворившись в чувственности губ.
Потом нас хватали, орали что-то прямо в уши, крутили руки, ковали в наручники и вели.
– Ты позвонишь адвокату?
– Лучше ты, малыш.
Она улыбалась мне, а я – ей… Или я опять не был собой?
Ещё одна реальность… Вот такая…
Пули откалывали от перил балкона кусочки мрамора с фонтанчиками белой пыли, расщепляли старинное дерево балконных дверей. Мы бежали, шлёпая босыми ступнями по твёрдой прохладе ступеней Старинной лестницы колониального дома.
– Где?
– Тут, – я показал ей на шкаф, обитый железными полосами.
Она обогнала меня и первой взяла автомат из шкафа щёлкнула магазином, передёрнула затвор, облегчённо вздохнула:
– Надо кеды какие-нибудь обуть. Крыша горячая, наверное…
Снаружи весело стрекотали очередями выстрелы…
Враги явно высадились прямо на пляж бухты. Стражники из местных, сидевшие на холме, их проспали, возможно – в прямом смысле этого слова. А может быть тела стражников валялись где-нибудь в кустах, и широкие раны на их шеях упоённо грызли толпы злых муравьёв. Охрана поместья ещё отбивалась, но их не могло хватить на долго. Подкрепление из соседней деревни имело все шансы не успеть.
Плоская крыша и впрямь была горяча, нагретая солнцем. Но у краёв её, там, где равномерно топорщились зубцы ограждения, лежала ненадёжная, но достаточная тень. Благодаря этим зубцам крыша напоминала стену замка, только очень уж широкую стену и очень жаркую. А мы с ней становились последними защитниками этой стены.
Образ защитников стены пришёл, конечно, потом. Лёгкое и безобидное лицемерие памяти. А в те полчаса или минут сорок мы просто отстреливались и уворачивались, как могли, от пуль и гранат. Увернуться получалось не всегда: она была в крови, да и я тоже. Но всё же нападавшие то и дело падали мёртвыми лицами в песок пляжа, будто старательно усаживая широченную жёлтенькую песчаную грядку неживыми пятнисто-камуфляжными уродливыми растениями.