Экмен. Он снова вырисовался передо мной, Лучший Самец
Человечества; уже и сам он погиб, и убит его убийца, и даже
Фронтира не существует, а я еще связана со всем этим. Похоже, что
навсегда.
Это слова Экмена.
«Я скажу ей — эта республика, эта демократия осудила вас на
смерть».
Ха!
Меня одолели философские мысли. Сказание о том, как хитрейшая
раса Галактики перехитрила сама себя.
Скучно. Как же все оказалось просто.
Кто-то стремился к личной власти. Личная власть над Землей
означала власть над человечеством. Власть над человечеством
означала, при сложившемся космополитическом раскладе, власть над
всей известной Вселенной.
Никакой доисторический завоеватель и во сне не видел
подобного…
А еще считают, что у людей высока способность к качественным
скачкам. Ха! За тысячи лет ничего не изменилось. Новый виток
спирали, только и всего. Это все древний стыд и древнейший ужас,
терзающие нашу расу с тех пор, как разум сделал обезьяну сильнее
тигра. Комплекс бывшей добычи. Миллион лет назад Лучший Самец
Человечества взял каменный топор и снизал ожерелье из тигриных
зубов. Через миллион лет его потомок взял биопластиковые ленты и
снизал ожерелье из зубов ррит.
Вот только плохо это может кончиться.
— Нужно что-то сделать! — прошептала я.
— Уже поздно, — спокойно ответил Дитрих. — Война началась.
Нельзя ослаблять человечество.
— Но после войны он станет героем!
— Не думаю. Героями станут солдаты. А ты помнишь, какой корабль
самый мощный в Галактике? Понимаешь, что это значит?
— Джейкоб проиграл больше, чем выиграл, — почти с удовольствием
объяснил Игорь. — Ему придется отдать Уралу протекторат.
— Ты все о своем, — фыркнул Дитрих.
— А как же?
— Джейкоб в невыгодном положении, — сказала Анжела, — он не
ожидал настоящей войны. Он ничего не распланировал на этот счет.
Сыграть с блеском у него не получится, — она помолчала и вдруг
нервно хихикнула. — Что я говорю… называется, привыкла загадки
разгадывать… и вот чем кончилось… война…
Игорь подошел к ее креслу и обнял ее сзади за шею.
— Ничего…
— Мне нужно отписать командованию, — сказала я. — Я вооружена. Я
должна вернуться в строй.
Дитрих так и взвился.
— Не вздумай!
Я моргнула. Когда мастер заговаривал таким тоном, то сразу
начинал нравиться мне сильно меньше. С одной стороны, приятно, что
мной кто-то дорожит. Но даже мой непосредственный начальник не
имеет права так ко мне обращаться.