«Так весело или плохо?»
Весело. Но плохо. Хорошо, когда любят. Чтобы хорошая близко.
Весело и хорошо. Не надо убивать.
Я вошла и включила свет. В грузовом контейнере не требовалось
много света, лампы горели тускло. По углам грудами тяжелого дыма
лежала тьма. Сырой холод пробрал до костей. Ничего, сейчас
согреюсь.
Малыш стремительно обежал пространство. Упруго щелкнули когти,
пружинистые суставы распрямились, нукта взвился в воздух и уцепился
за какую-то перекладину на потолке. Я подняла глаза вслед ему.
Интересно, зачем здесь перекладины? Крепления под висячий груз?
Просто ребра упругости? Выглядят достаточно прочными. Малыш бегал
по ним точно огромный черный паук. Временами я совсем теряла его из
виду в сумраке и ощущала лишь телепатически.
Это чудесное чувство. Чувство самой надежной защиты в мире. Как
будто ты закована в чешуистую непробиваемую броню нукты, изнутри,
точно пухом, выстланную его любовью.
— Эй, только без хвоста! — запоздало крикнула я, когда мой
дракошка решил проверить стены полости на прочность. Царапина на
металле все же осталась. Нукта певуче взвизгнул — мягкие
стены...
В железном брюхе машины что-то дрогнуло и завибрировало.
Экраноплан медленно двинулся с места. И сейчас же гораздо ярче стал
свет — от ходовой части, что ли, питание?
Я позвала Малыша.
По местному времени было пять тридцать утра. Хотя, наверное, уже
пять сорок. Экраноплан стоял у причала со вчерашнего обеда,
немногочисленные пассажиры, уезжавшие этим рейсом, спали прямо в
нем. Меня не видел никто, кроме пилота.
Питомник я покинула в половину четвертого.
Я не спросила у Кесумы разрешения взять ее машину, но надеюсь,
меня простят. «Крысу» я оставила возле муниципалитета. Ее знают
здесь, как-никак, настолько прокачанные машины даже в Городе
нечасто встречаются. Бывший пилот боевого корабля не станет летать
на штампованной жестянке. Кесума — уважаемый человек, и машину ей
обязательно вернут.
Она заменила все компьютеры «крысы» и сняла завязку на личный
генокод. Во времена ее молодости такого просто не было. Старушка
пользовалась обычным ключом. И оставляла его в бардачке — кого ей
было опасаться?
Выходит, меня.
Я надеюсь, меня простят люди, которые были добры ко мне. Но я не
могу остаться. Я даже думаю, что будь здесь большой город, шум по
ночам, на улицах щиты, где рекламу перебивают последние новости — я
бы чувствовала себя иначе. И может быть, смогла не думать о том,
что на самом деле происходит сейчас. Думать, что я принесу пользу
там, где нахожусь.