Но здесь море, песок, раковины и цветы. Солнце и тишь. А идет
война. От границ Ареала к его Сердцу идет война, как огонь,
пожирающий человеческую плоть.
Слишком мало осталось экстрим-операторов.
Я должна.
Малыш слетел на пол глянцевой молнией. Юная шкура блестела,
словно лакированная; у Аджи она тоже блестела поначалу, но к тому
времени, когда нас пригласили сниматься в клипе, потускнела. Не
столько от возраста, сколько от царапин и выщербин, полученных в
боях, — они стягивались, но броня белела и теряла гладкость.
Пришлось пользоваться искусственным блеском.
Малыш подошел ко мне.
Я села на пол. У моего нукты была на редкость умильная манера
сидеть — по кошачьи, оборачивая лапы хвостом. Наверняка якшался с
кошками. Аджи был знаком с псами и имел привычку хвостом
вилять.
«Малыш, — спросила я, — а ты ел кошек когда-нибудь?»
Нет. Одна кошка шипела на него, защищая детей. Большая кошка.
Малыш зауважал ее.
Нукта транслировал мне образ «большой кошки», и я присвистнула.
Местная форма жизни, не кошка никакая, конечно, — уж скорее, ягуар,
если сравнивать. Хотя против нукты что она могла бы сделать, бедная
мать…
Тьфу. Что за ерунду я несу…
«Малыш. Мы с Кесумой учили тебя драться. Знаешь, зачем?»
Очень красиво, очень весело! Всех победить, защитить хорошую и
убить всех — очень хорошо!
«Мы отправляемся на войну, Малыш. Это такое место, где нужно
всех убивать».
Зачем?
«Чтобы не убили тебя. Чтобы не убили меня».
Защитить хорошую обязательно. Малыш умрет, но не отдаст хорошую.
Нужно убежать.
«Нет. Мы пойдем прямо туда».
Зачем?
«Иначе война придет к нам. Везде. И все умрут».
Малыш непонимающе смотрел на меня. Развернул хвост, постучал им
по полу. Выпустил когти до предела, до предела втянул. Обошёл меня
кругом, шумно обнюхивая. Я протянула руку, намереваясь почесать ему
шею, но нукта, сосретодоточенный на каких-то своих переживаниях,
закрытых даже от меня, отвел голову.
Что-то ты думаешь, Малыш…
«Так нужно. Правда».
Малыш ничего не ответил — ни мыслью, ни движением. Черная сталь,
черная смола, лаковый блеск, — скульптура абстракциониста в
выставочном зале под тусклым светом. Непроницаемый.
Я ждала.
С тишайшим щелчком опустились заслонки внешних век. Нукта видит
ненамного лучше человека и при необходимости может вовсе отказаться
от зрения, ему хватит чувства пространства и телепатической
эмпатии. Потерянные глаза регенерируются со временем, но лишиться
их очень больно и обидно. Помню, Скай страшно разозлился, когда ему
вышибли глаз — он по самоуверенности не стал опускать веки. Даже
Элен не могла к нему подойти целый час. Тогда случилось человек
двадцать лишних жертв, но все списали на фанатизм сепаратистов,
взысканий не было…