Ее смеющееся лицо. И строка — «радуйтесь жизни»…
Я помню, гладкие участки брони Аджи сбрызнули лаком. Чтоб
блестело.
Эндрис сказал — «естественная ксенофобия»?!
— Так это ваша компания зажигает на Земле? — вырвалось у
меня.
— Что… зажигает?
— Ксеноцид.
Он молчал и смотрел на меня непонятным взглядом.
— Я только вот чего не могу понять — зачем вам это нужно? Те,
настоящие наци в двадцатом веке — они боролись за чистоту расы.
Чистоту породы. Одной из пород Homo sapiens. И все даже тогда скоро
поняли, какой это бред. А вы? Вы за что боретесь? Тоже за чистоту
расы? Так невозможно же межпланетное скрещивание…
И тут меня осенило.
— За чистоту человеческой психики!?
Эндрис моргнул.
Я была так поражена догадкой, что сама на мгновение онемела.
— Так это же еще горший бред, — выговорила я наконец, почти
смеясь. — Люди веками мечтали о встрече с инопланетным разумом, а
вы… вы теперь будет нас оберегать? Спасители. Идиоты. Извини,
Эндрис.
— Именно благодаря нашему типу психики мы стали доминирующей
расой, — ледяным голосом сказал он. — Мы должны сохранить его,
иначе погибнем.
— Хорошо, — устало ответила я. — Эндрис, вот ты прочитал мне
лекцию. Для этого тебе понадобилось меня фиксировать? Я бы тебя и
так послушала. Ты интересно рассказываешь.
Эндрис чуть улыбнулся.
— Во-первых, — виновато сказал он, — ты все-таки оружие. Не
только в биопластике, но и сама по себе. И мы боимся тебя. А
во-вторых, ты же отказалась мирно и дружески раскрыть мне свой
секрет. Приходится действовать тверже. Поверь, я сожалею.
— Какой секрет? — простонала я.
Эндрис утомленно вздохнул.
— Когда ты, наконец, перестанешь… Хорошо. Я хочу знать все о
правительственной программе по созданию живого оружия на основе
вида Homo sapiens.
Я не помню, что было потом. Теперь уже совсем не помню, а раньше
у меня случался нервный тик и сны. С запахом рвоты и жуткой болью
во всем теле. Штатные психотерапевты часто оказывались неспособны
справиться с нашими проблемами, но мне повезло, я попала к
уникальному специалисту. И даже он говорил мне, что пришлось
попотеть. Это оттого, что я слишком устойчива. Как к отрицательным
воздействиям, так и к положительным.
Туман какой-то. Сплошной туман между тем, как Эндрис в последний
раз сказал свое «поверь, я искренне сожалею», и тем, как он вошел
за стеклянную перегородку, чтобы снять с меня биопластиковые ленты.
Я уже не могла ничего сделать. Я подумала, что сейчас меня убьют, и
мне стало почти хорошо.