В словах презренного склабина есть логика, но даже если он все
это провернет — никто не поверит наговорам рядового дели.
— Забыл спросить, — отвечаю с самой гнусной из всех доступных
ухмылок, — как там рука? Не болит?
Лицо братца исказилось ненавистью. Невольно тряхнув
забинтованным предплечьем, он направил коня вперед и, уже обогнав
меня на полкорпуса, с презрением выплюнул:
— Предатель.
Кем-кем, а предателем я никогда не был. И потому в следующий миг
не сдержал гнева, поднявшегося из самой груди:
— Предатель?! Я-то предатель?! А кого я предал?! Кому изменил,
кого бросил? Своего отца в три года, когда нас с матерью похитили
торхи?! Или, быть может, это он не защитил нас от кочевников, не
выкупил из плена?! Где он был, когда нас полонили?! Где он был,
когда моя мать стала наложницей, а меня шпыняли на грязной
кухне?!
Забытые слова с клекотом прорываются из горла, возможно, их
звучание и непривычно для слуха склабина, но он меня понимает.
Однако моя гневная речь не производит на родственника никакого
впечатления, он лишь с презрением бросил:
— Уймись. Развел тут...
Я с негодованием замолчал, в душе кляня себя за слабость. Но
тезка вдруг прервал повисшее было молчание, веско бросив:
— Десять лет. — А после секундной паузы продолжил уже совершенно
другим, высоким, сильным голосом: — Десять лет твой отец провел на
границе со степью... Да, его не было рядом, когда на ваш с матерью
конвой напали — иначе пал бы, до последнего защищая вас... Будь в
этом уверен. А после... Он бросился в погоню с горсткой воинов и
углубился в степь так далеко, как никто до него в Рогоре. Увы,
настигнуть похитителей семьи Владуш не смог — торхи, пленившие тебя
с матерью, будто сквозь землю провалились. Впрочем, немудрено:
степь широка, ты сам видел... Следующие пять лет барон Руга на
собственные деньги нанимал воинов и мужчин, потерпевших от торхов и
желающих отомстить. Во главе собранных отрядов он прорывался
глубоко в ковыли, громил кочевья, уничтожал брошенные наперехват
отряды, полонил знатных степняков на обмен... Он искал хоть
какие-то сведения о семье — и не находил, несмотря на все усилия. А
через пять лет деньги кончились, наемников стало не на что
покупать, многие мстители из числа рогорцев погибли в походах... Но
и тогда отец еще пять лет вершил свое возмездие. Он перехватывал
вторгшиеся в Рогору отряды кочевников и безжалостно их истреблял с
мизерной горсткой самых верных людей — а если сил было
недостаточно, уводил торхов от поселений мирных жителей.