– Будете кричать, отрублю голову, – напомнил Ксентрэй.
Карденале рыдал, скрючившись на тюке с тканями. Робер, Шарль, Ла Гир и женщины давились от смеха, стоя за деревянной перегородкой. Симона, крайне довольная, беззвучно хлопала в ладоши. Аньез отвела её в сторону и тихо сказала:
– После того как мы получим деньги, навести его, как ни в чём не бывало, и потребуй жениться. Вот посмотришь, согласится сразу!
– Я, право, в сомнении. А нужен ли он мне?
– Опомнись, тебе-то не нужен?! О ребёнке подумай: будет незаконнорожденным. Карденале, хоть и мерзавец, зато талантливый. Деньги умеет делать из ничего, – убеждала кузину Аньез.
Симона задумалась.
Ксентрэй тем временем разрезал верёвки кинжалом, освободив трувера. Тот дрожащей рукой, currente calano[23], начал писать эпистолию для мадам Милож. После того как письмо было готово, Ксентрэй вновь связал поэта и вставил кляп.
Утром Аньез привела себя в порядок и отправилась в дом Карденале. Дверь открыла сама мадам Милож. Аньез увидела, кого и ожидала: даму в возрасте, седую, сухопарую, в тёмно-коричневом платье и накрахмаленном белом чепце.
– Доброе утро, мадам, – Аньез старалась быть предельно вежливой. – Вам письмо от господина Карденале.
Мадам Милож взяла эпистолию, прочитала и подозрительно уставилась на девицу. Аньез выдержала взгляд, мило улыбаясь.
– Следуйте за мной, – сухо пригласила старуха.
Вошли в кабинет. Экономка ещё раз смерила взглядом Аньез.
– Вот ящик в столе, но он закрыт. Надеюсь, ключи у вас есть.
– С вашего позволения, мадам, – продолжая мило улыбаться, ответила девушка и сняла с шеи ключ.
Мадам Милож фыркнула и удалилась. Аньез взяла увесистый мешочек, положила в напоясный вместительный кошель и вышла из кабинета. Мадам Милож стояла под дверью:
– Надеюсь, вы не взяли ничего лишнего.
– Не волнуйтесь, мадам, я ограничилась только золотыми.
Ла Гир ждал Аньез за углом дома. Она хлопнула по полному кошелю рукой, давая понять, что все прошло удачно.
Деньги разделили немедленно. Симоне отдали обещанные двести салю. Она осталась довольна. Ла Гир и Аньез получили двести пятьдесят салю на двоих. Ксентрэй, де Флок и де Кастельмар – по сто восемьдесят три. Оставшийся золотой решили дружно прогулять. Поздно вечером того же дня Карденале вывезли за город на дорогу, развязали, сняли с головы мешок, вынули кляп и отпустили, предупредив, что вернутся. Несчастный трувер моментально задал стрекача в сторону города.