– Будя лясы точить, – подал голос Никодим, – топать пора.
Низкие серые облака цеплялись за верхушки деревьев. В лесу было сумрачно и хмуро.
Трое мужчин шли по тропинке друг за другом.
– Никодим, зря мы здесь пошли, – начал Иван.
– Какая, к чёрту, разница? – буркнул полицай.
– Впереди могильник будет. Нужно было в обход идти, – словно пояснял Ванька.
– Эко ты, Косой, название дал громкое – могильник! – мерзко хохотнул Митрошка. – Ну вырыли яму, ну сбросили сюда мертвяков, кто супротив власти новой попёр. Так сколько ещё этих ям будет.
– Я смотрю, ты, Митрофан, на всё своё мнение имеешь, – злобно осклабился Иван.
– А я смотрю, что ты, Ваня, будто чистеньким перед всеми остаться хочешь! – выдал Никодим, остановившись и вперив хмурый взгляд в Ивана. – То ты ведьму испужался, теперь вот мимо мёртвых идти не хочешь. Думаешь, за тебя дела сделаем, а ты на опушке отсидишься?! Нет уж, впрягся, так иди до конца.
Ванька вжал голову в плечи и обиженно засопел. Дальше пошли молча…
***
Рано поутру проснулась Варя и лежит молча. Рассматривает жилище незнакомое. С осторожностью на Мавру поглядывает.
– Мама, – тихонько произнесла девочка, вспомнив вчерашний вечер, и вновь заревела.
Женщина подошла к ребёнку и легонько приобняла.
– Нету мамки, – тихо сказала она и поцеловала малышку в макушку. – Ох, мало дело твоё, да оно и к лучшему, – бормотала себе под нос ведьма, скручивая в тугой пучок сухую траву.
Поднесла к свече горящей. Повалил дым густой, белый, зачадил всю комнату. Девочка пару раз вдохнула и опять на постель повалилась, словно без чувств.
Подошла Мавра к ребёнку, руку ей на лоб положила и шепчет:
"Имена, голоса, касания,
Всё, что память хранила в сознании,
В сундуках своих, что сокрыла,
Судьбы прошлого – всё позабыла".
– Может, и не права я, – поговорила Мавра вслух, на девочку глядя, – но о родителях помнить не будешь. Да только нужна ли она, такая память?!
И, отойдя от спящего ребёнка, настежь отворила дверь, чтоб запах травы оморочной выветрился.
Вышла женщина на крыльцо. Тишина в лесу, покой. Словно не доходят до избы Мавриной ветра злые, что по деревням да весям землю студят.
И вдруг напряглась она. Глаза сузила и в глубину леса взгляд вперила. Потом подняла лицо к небу и, шумно втянув воздух, словно волчица, учуявшая чужака, произнесла: