Вдруг послышался лязг – мачта с шумом упала, проехавшись по металлическому корпусу. Что-то надломилось. Корабль начал распадаться на мелкие кусочки. Один за другим они падали, прорезали темную воду, поглощались ею, уходили на дно. Корабль кричал, но крики его перестали звучать заунывно и печально, это были скорее возгласы счастья, освобождения, будто обломки его не останутся навеки погребенными на этом одиноком берегу, а унесутся в глубину морей, в иные туманы – к чужим берегам.
Но вот корабль издал последний возглас и скрылся в остывающих водах, и Христоф увидел, или ему лишь почудилось, хвост огромного механического ската, поглотившего очередную жертву и уплывшего в темноту, покорять неведомые ему пока просторы.
Христоф развернулся и побрёл прочь, а фигуры так и остались стоять неподвижно, словно статуи, в оцепенении устремившие взгляд к ныне спокойным водам бухты.
Легкий свет прорезал не расступающийся в этих краях даже днем туман. Джим аккуратно ступал босыми ногами по острым сучьям обломанных ветвей, и те с жадностью впивались в нежную детскую кожу. Огонек свечи маячил среди плотно растущего кустарника, грел посиневшие от холода и влаги пальцы, освещал путь в непроглядных облаках, так некстати спустившихся с небес на землю. Казалось, этот туман лишил мальчика не только зрения, но и слуха – ни одна птица не нарушала тишины, окутавшей его. В такой тишине было страшно даже дышать – казалось, каждый вздох разлетается гулким эхом на сотни миль во все стороны, приманивая всех хищников леса к хрупкой груди, что так осторожно вздымается и вздрагивает от любого шороха.
Мальчик шел, но перед глазами его не было леса – лишь босые пятки, ступающие по холодной земле, и такое бледное, полное смирения лицо Лимы. Он помнил её, помнил, как никто другой. Совсем юная, она уже обрела те самые черты, присущие хрупким девушкам, вызывающие в любом, кто на них смотрит, самые светлые и непорочные чувства. Его сестра, его дорогая сестра была где-то там, далеко. «Она сбежала из того ужасного мира, в котором нет места чистой душе, её нельзя не понять, но почему, почему не позвала с собой?» – так думал Джим, пробираясь сквозь густой кустарник. «Прости, Джимми. Они поют. Они зовут меня на север,» – вот и все, что она написала. В сотый раз Джим развернул бумажку с одной, выведенной на удивление ровным почерком, фразой, и тотчас почувствовал горячие капли на своих щеках. Он удивленно запрокинул голову – дождя не было.