– Можешь ему врезать на остальные сартины, – предложила я, кивнув на возницу.
Хозяин заведения взглянул на храпящее тело, но отказался. Осмотрев эмблему столичной гвардии на моем плече, он ушёл, приняв медный перстень.
Кобыла лениво переставляла узловатые ноги, тощие бока вздымались и выдыхали так шумно, что иной раз я опасалась использовать кнут, чтобы не добить дряхлую скотину. Пришлось самой взять вожжи и дать время вознице проспаться: очень уж не хотелось тратить время на объяснительную по приезду. Ведь завтра в полдень наступает день окончания моего контракта, голова кружилась от праздничных мероприятий: первым же делом заеду по роже капитану, я узнавала, за это много не дадут. Потом отправлюсь на перекресток Шахтерской и Торговой, узнаю подробнее про обладателя магического клинка в золотой оправе, что меня изуродовал, и навещу. За это уже дадут побольше – потому сразу перееду.
Натирая клинок кусочком кожи, глянула в отражение: угольно-черные волосы, собранные в тугие жгуты от самой головы, желтые глаза и бронзовая кожа. Но больше всего мне нравилась коричневая чешуя, что расползалась от висков, вниз по скулам, шее и дальше по плечам, бокам и бедрам. За этот окрас нас и называли то драконьими детьми, то змеями, а то и вовсе гадами и аспидами. Смешно, ведь из всех существ Дарона только драконы и могли убить нас, укусом отравляя смертельно и рождая вечное противостояние драконов и драконьих детей.
Возница громко всхрапнул, испугав кобылу, тощее создание прижало уши и изобразило некое подобие рыси на пару минут – до чего же жадничали королевские казначеи, когда дело доходило до контрактников. Ещё день-два и эта кляча издохнет своей смертью. Как раз под стать старой скрипящей, как колени горного тролля, телеге. Гвардейцы-люди на таком не ездили, их жеребцы были бодрыми, гладкими, у капитана и вовсе был тонконогий рысак. А за мной что ни задание отправляли не то, что рысаков, а их ломовых прапрабабушек. Но именно сегодня это было особенно обидно, придётся ехать таким темпом всю ночь, иначе к рассвету стен Асестима не видать, как своих ушей.
Смеркалось, кляча едва переставляла ноги, копыта гулко топали по песчаной дороге, я задремала. Вдруг кто-то тронул меня за плечо, дернувшись, обернулась:
– Где мой перстень, ты что, обчистила меня? – взвизгнул очнувшийся пьянчуга.