пот соленым венцом,
зараженные точки-тире —
По лицу – морщины – резцом,
по крученой дубовой коре,
А спилили дуб царев,
сработали корабельную лестницу,
кресла, столы, полы —
Три ногою паркет, полотер, отразится прелестница
в зазеркалье, в заревах мглы.
Как мы тонем! Не знаем об этом. Не чуем жара. Не догадаться ничуть.
Это в трюме, у чертовых кочегаров,
воды по колено, по грудь.
Сколы лиц лижет пламя битвы.
Из мрака выхватит рот:
В саже-копоти глупо шепчет молитву:
никто никогда не умрет.
О, вранье! О, под атласом первого класса
к завтраку гонг!
кружевное белье!
В небесах играют боги землей в пинг-понг,
прохвосты, герои, жулье,
Вся дремуче-могучая публика снизу, оттуда,
иллюминаторы где,
Жадно, смертно глазеет, глаза – поплавками, пляшущим чудом
в ровной ночной воде.
Ты умеешь ли плавать? А ты, милый друг? А ты?
В океане любви не поставить
ни надгробья, ни мраморных ангелов, ни кресты.
А вы слышали стук? А сип? А хрип? А резкий удар?
Бросьте! Сколько вокруг воды —
авось, потушим пожар!
Ах, воды поднимется! До шеи! До глотки! До рта! До глаз!
Все приморские города затопит! А что,
разве в первый раз?
И на старом бочонке, в нахлестах холодной зелени,
вой голодного мокрого пса
Небеса разорвет! и уйдет в полет! в хор,
где мертвые голоса!
И на роскошной двери в салон, дело дрянь,
айсберг-белый-рояль, Вивальди-Бах,
Животом вниз – баба, младенец, козленок, лань,
львица со львенком в зубах,
Да, потоп, да, осенило, Персей сверкает,
это ж Сад Райский наоборот,
Да, потом, поймем, честь какая —
сработать последний плот!
А как весело жили! Героями, трусами! А плакались: хуже нельзя!
Собирались друзьями-бусами,
по суровой нитке скользя,
Выпивали, из-под ног табурет выбивали
у подлой печали-тоски,
На последний корабль билет покупали,
платой – сердце отдав из руки!
Жжет вода! Лезет вверх упрямо!
Кто через сто тысяч звезд
Нарисует, как мы, крича это вечное: мама! —
тут тонули – правдиво, до слез?!
Кто повторит эти наши, в зубах навязли,
тьфу, смола-слюна,
Глаза намозолили, душу вынули, порвали бязью,
всемирные имена?!
2020-й. 1912-й. Кровью – черта.
До нашей эры иль без?
Безо всякого времени, плачет у кромки Ада
голь-сирота,
бедный бледный бес,