Я не успел еще допить первую чашку чаю, когда в комнату вошла та самая юная леди, которую я слышал и видел в церкви на спевке хора. Волосы у нее промокли так, что с них капала вода и уши проглядывали сквозь мокрые пряди.
С ней был очень маленький мальчик, очевидно, ее брат, и она сняла с него мокрую кепку двумя пальцами, как будто это какой-то лабораторный зверек. Следом за детьми вошла солидная дама в фетровой шляпе с обвисшими полями – вероятно, их гувернантка. Девочка из хора, снимая по дороге пальто, прошла к столику, на котором остановился ее выбор – на мой взгляд, очень удачный, так как столик был прямо напротив, примерно в трех метрах от меня. Девочка и гувернантка сели за стол. Малыш – ему было лет пять – усаживаться пока не собирался. Он сдернул с себя курточку и избавился от нее; потом с непроницаемым выражением отъявленного безобразника принялся доводить до белого каления свою гувернантку – несколько раз кряду то выдвигал, то задвигал обратно свой стул, не сводя глаз с ее лица. Гувернантка несколько раз вполголоса приказала ему садиться – иначе говоря, прекратить паясничать, но только после того, как он услышал голос старшей сестры, он соблаговолил усесться на стул. Но тут же схватил салфетку и водрузил ее себе на голову. Сестра взяла ее, расправила и положила ему на колени.
К тому времени, когда им принесли чай, девочка из хора успела заметить, что я внимательно разглядываю ее компанию. Она ответила мне пристальным, уже знакомым мне оценивающим взглядом и вдруг одарила меня легкой, сдержанной улыбкой. Улыбка была неожиданно ослепительная, как это свойственно некоторым легким и сдержанным улыбкам. Я ответил улыбкой несколько менее ослепительной, так как приходилось прикрывать верхней губой угольно-черную солдатскую временную пломбу между двумя передними зубами. Не успел я опомниться, как юная леди уже стояла у моего столика, сохраняя завидное самообладание. На ней было платье из шотландки – тартан Кэмблов, если не ошибаюсь. По-моему, это самое чудесное платье для девочки-подростка в такой дождливый, ужасно дождливый день.
– Я думала, что американцы терпеть не могут чай, – сказала она.
Это была не острота, не выходка напоказ, а утверждение правдолюбца – или, может быть, любителя статистики. В ответ я сказал, что некоторые американцы вообще не пьют ничего,