– Договорились?
Я опять поглядел на милую, она выжидающе смотрела на меня, я повернулся к сыну и увидел такое же выражение на его лице.
– Конечно, милая!
Я достал обойму пистолета – она была полная – и заснул ее обратно. Взвел курок, посмотрел на пистолет с одной стороны, перевернул его на другую сторону – там тоже все было хорошо – и засунул себе его в рот. Мне казалось, что слышал крики и ор вокруг себя.
Я нажал на курок, все стихло.
Глава 5. Последний новый день
– Просыпайся, любимый, твой кофе готов и ждет внизу.
– Он опять остынет, когда я спущусь.
– Сам же просишь меня готовить кофе к твоему пробуждению.
– Ладно-ладно, только не ворчи.
Я слез с кровати, попутно влез в свои тапки, натянул махровый халат в красную полоску, вышел из спальни в привычный коридор, по пути привычно постучался к сыну в комнату, на том месте, куда я традиционно два раза ударял костяшками пальцев, была маленькая вмятина, созданная по образу и подобию моих пальцев. Я удостоверился, что он проснулся, и собирался уже идти вниз, но застыл у лестницы. Я хотел кое-что узнать, одна вещь мне не давала покоя, она только простукивалась во мне.
Как пробивается маленький росток через асфальт? Растение такое слабое, а асфальт сверху такой сильный и нерушимый. Он как могильная плита для любого растения и всего, что находится под ним. Асфальт находится сверху и закрывает тот мир, который снизу, сурово накрыв его собой. Обычно меньше всего ожидаешь, что именно росток, кусочек травки вырвется с корнями, прорвет эту твердь и покажется на улице, в большом бетонном муравейнике, где люди думают, что над ними нет такого же своего «небесного асфальта», через который надо пробиться и им. Но рано или поздно кто-то замечает этот росток и убивает его, асфальт меняют, и горизонтальная твердь восстанавливает свое былое величие. До нового смелого и безрассудного ростка травы уже в другом месте города.
Я бодрым шагом вернулся в спальню, моя любимая только потягивалась. Ее черты лица были прекрасны под лучами юного солнца, она тянулась так сладко, а ее вздернутый носик так игриво смотрел вверх, что хотелось лечь обратно в кровать и гладить его, не думая о насущных проблемах. Видимо, кто-то менял этот треснутый сверху асфальт, мысль моя таяла, и только женский облик в лучах утреннего солнца был в моей голове. Поймите, я не поэт, и мне тяжело описывать женскую красоту. Но я пришел не за этим, собрав все развороченные мысли, соединив в одно все многое из моей головы, волевым ударом пробивая этот асфальт снизу, я уставился на нее и не знал, как задать свой вопрос.