– Я написал картину, – положив кисть в палитру, стоящей на тумбочке, сказал Дмитрий и отошёл на пару шагов назад, отдалившись от им созданного шедевра.
– Наконец ты завершил её, – сказала Светлана, лежавшая позади художника на удобном диване и читающая книгу, иногда поглядывая на деятельность своего мужа. – Долго же ты с ней намучился.
– Месяц ежедневного труда прошёл не зря, – скинув с себя измаравшиеся, белые перчатки, сказал художник и направился к выходу из террасы, окружённой ярким садом, дабы пройтись и подышать свежим воздухом, не наполненным ароматом красок.
– Но ты бы мог закончить её куда быстрее, если бы не делал по семь мазков в день, – сказала лениво Светлана вдогонку Дмитрию, переворачивая страницу книги, которую она увлечённо читала.
– Если бы я рисовал быстрее, она бы не стала столь красива, – выйдя из террасы и пройдя несколько шагов до пруда, окружённого золотым песком, сказал Дмитрий. – Нужна долгая, кропотливая работа, дорогая. Иначе ничего не выйдет.
Присев у берега, Дмитрий принялся наблюдать за видом чистого озерца, по которому слабыми волнами пролетал ветер, освежив заполонённый образами мозг художника новыми мыслями – о спокойствии, умиротворении и гармонии, что несут пролетающие белые лебеди, взмахнув своими крыльями над верхушками дубов и елей на горизонте, над которым, как добрый отец, наблюдает многоликое Солнце, сегодня обагрившееся в жёлтые тона.
– Но всё же, есть, к примеру, Аркадий, что рисует новую картину чуть ли не каждый день, – направляясь из террасы к Дмитрию, говорила Светлана, шествуя неторопливым шагом босыми ногами, через пальцы коих высовывалась не проломлённая трава, которой повезло не быть затоптанной женской стопой.
– У Аркадия своё мировосприятие и свой темп работы. Если может он писать картины каждый день, то я, опробовав его способ, сгорю как щепка за совсем короткий срок, – задумавшимся голосом, отвечал Дмитрий, не спуская глаз с удивительного вида. – Но из-за долговременности моей работы, она и больше оценивается, чем работы Аркадия, что начинают уже повторять самих себя.
– Заметила, он отошёл от абстракций в картинах, и начал писать живопись, – присев рядом с Дмитрием, Светлана обняла свои колени и вместе с мужем принялась наблюдать, иногда воротя своё внимание на лицо художника, что хоть и было малочисленно на эмоции, но по нему возможно читать о чём именно думает Дмитрий сейчас. Если густые брови оказывались опущены своим кончиком чуток вниз, а нос подымался вверх – значит Дмитрий думает о чём-то плохом произошедшем, или же его окутывают сомнения и мрачные мысли. Если же его губы немного приподнимались, а взгляд был пуст, будто он зрит в самое ничто, значит он сейчас погружён в образы, которые, быть может, через несколько месяцев окажутся на холсте, измазанным красками. И совсем редко, настолько, что Светлана видело такое лицо Дмитрия лишь пару раз в жизни, когда его глаза начинали отсвечивать солнце, создавая блики, а щёки наполнялись кровью, будто румянцев в зимний день, Дмитрий оказывался полностью довольным нынешним своим положением, можно сказать, он был счастлив. Именно сейчас Светлана поймала это выражение лица Дмитрия, которому так не подходила краснота на белоснежной коже.