***
Однажды Светлов написал рассказ про человека, который сломал
ногу в тундре, ступив неудачно в едва заметную ямку. Человек упал и
не смог больше идти. Он лежал, имея достаточно пищи и воды, чтобы
не умереть от голода и жажды, он мог отстреливаться от песцов из
револьвера. Но даже ползти больше не мог, а нога гнила и конец его
был очевиден.
С того места, где он лежал, человек видел одну из башен
телеграфа. Возможно и с башни смогли бы разглядеть упавшего
путника. Но работники телеграфа редко смотрели вниз. Их глаза и без
того уставали за смену, чтобы любоваться пустынным пейзажем тундры.
Поэтому человек умирал на виду, но не видимый.
Так случилось, что он умел читать азбуку Вейла, а в то время
сообщения передавали полностью, простыми словами, без новомодных
сокращений и кодов. И вот человек умирал, развлекая себя посланиями
из чужой жизни: поздравлениями, депешами, циркулярами,
соболезнованиями, вызовами, выговорами. Но поскольку из экономных
фраз сложно было составить представление об адресатах, многое
человеку приходилось додумывать самому. И депеши его фантазией
складывались в истории из чужой жизни, которые неожиданным образом
переплетались и дополняли одна другую в его сознании.
Рассказ не опубликовали, как слишком мрачный, упаднический. А
ведь Светлов хотел просто показать течение жизни. Ничего более.
***
Не считая курьерских маршрутов, дальнеизвещающая машина
оставалась единственной ниточкой, связывающей метрополию с
колониями. Светлов в очередной раз подумал, что из-за перегрузки на
линиях, его собственная телеграмма могла задержаться в пути. В
таком случае ему предстоит обойтись собственными силами, а учитывая
дотошный народ, с которым он ехал, будет непросто и дальше везти
контрабанду у них под носом.
Уже в следующий момент он понял, что опасения оказались
напрасны, и сообщение достигло адресата. Огромный бородатый детина
в сапогах и перепачканном платье сбежал на проезжую часть из
очередного трактира на холме и, дыша перегаром, схватил битюга под
уздцы.
– Ось вона моя конячка! Свели голубоньку, радисть мою едину,
годувальницу мою. Чорти окаянни, бисовы диты!
– Пошёл прочь пьянь! – заорал возница. – Залил зенки с утра! На
чужих лошадей заришься? А вот я тебя кнутом оприходую!
Светлов взял мужика за грудки и начал выталкивать на то, что
здесь заменяло тротуар.