Ролан искоса взглянул на сына, думая, что уже успел наскучить ему своими излишними подробностями, но тот слушал его самым внимательным образом, как будто внутренне ощущал себя в тот момент на его месте.
– Тебе и в самом деле интересно? – всё-таки уточнил Ожье.
– Да, очень, – напряжённо кивнул Сергей.
– Что ж, – вздохнул Ролан. – Тогда надо, наверно, ещё подробнее. Мы все были, как я уже сказал, проверенные и перепроверенные обыкновенные советские люди. Куда больше местных достопримечательностей нас интересовали магазины. Помнится, нам поменяли тридцать рублей. Ну что можно было купить на такую крохотную сумму? Однако надо учитывать психологию туриста из загадочного ЧиЧиЧиПи (так по-итальянски звучит аббревиатура СССР). Во всех городах первое, что мы искали – рынок, mercato, не веря тем уценёнкам, в которые нас возили подкупленные их хозяевами Таня и шофёр. И я поступал как все, ничем не выделяясь в общей массе: суетился, бегал по магазинам, пытался обменять сигареты, водку, сувениры хоть на какие-то гроши.
Ролан замолчал, разглядывая кофейную гущу на дне своей чашки. И хотя физически он по-прежнему находился в маленьком кафе на окраине Москвы, мыслями в тот момент он был далеко. Как в пространстве, так и во времени.
Воспоминания… Лишь теперь Ожье осознал, что они не оставляли его ни на день.
– И вдруг, уже в аэропорту Леонардо да Винчи во Фьюмичино, я неожиданно почувствовал себя то ли роботом, то ли зомби. Не думая о том, что тут могла быть обыкновенная провокация, действовал в точности по злополучному «одинцовскому» сценарию, даже деньги заранее приберёг на такси… Перед тем, потерявшись на экскурсии в Венеции, я чуть не поседел от страха: что будет, если я «своих» не отыщу? Теперь же действовал как заправский подпольщик.
– А потом? Ностальгия, сожаление о своём поступке?
– Ностальгия? – Ролан усмехнулся. – Сынок, не верь тем, кто говорит или пишет о таких вещах. Ностальгия – чувство, которое глодало первую эмиграцию. Действительно, им было о чём тосковать. Они потеряли страну, которая на какой-то момент в стремительном порыве поднялась духовно в астральные выси и ещё долго потом питала душой и умом остальной мир. О чём было сожалеть нам, третьей волне? О Большой Тюрьме? – Он вздохнул и посмотрел в окно. – Во всяком случае, у меня хватило ума понять, что я приехал не на курорт, и уж коли так получилось, что Бог подарил мне возможность прожить оставшуюся жизнь свободно, так, как я хочу, величайшей глупостью было бы подобной возможностью не воспользоваться.