– Пойдем, Яэль… – голос царевны звучал грубо и отрешенно. – Ты хотела мне показать, где в Йерушалаиме поклоняются твоей богине, Иштар. Покажешь? Говорят, мать с отчимом отправляются туда на пасху.
– А как же машиах? – вздрогнула Яэль, для которой само имя прежней богини вдруг стало чужим и болезненно острым.
– Если Б-г не хочет его узреть, я сама создам его, – рабыня не узнавала госпожу, что-то в ней надломилось и будто умерло. Куда пропала юная девушка, что только пробовала свою женскую силу? Она повзрослела и постарела за эти мгновения, словно молодое деревце, в которое попало молния. – Создавать мужчин – вот женский удел, ведь так говорит моя мать? – Саломея расхохоталась так громко и резко, что от ее смеха вздрогнули даже те, кого не напугал глас Г-сподень…
***
Когда под знакомый перезвон медного подноса и стоявшей на нем посуды вошла Синеглазая, я сделал вид, что сплю. Хотелось понаблюдать за ней, пока она не видит.
Женщина поставила поднос на ковер у моего изголовья и села на пятки спиной ко мне. Я видел только ее балахон и тюрбан. Между ними вызывающе темнела загорелая крестьянская шея, на которую из-под тюрбана просачивались жесткие черные кучеряшки, похожие на шерсть барашка.
Подол балахона немного задрался и бесстыдно оголил ступни женщины. Грязные, заскорузлые, привычные к босому хождению по горячему песку, острым камням и колючкам.
Моя спасительница была небольшого роста и несколько полновата. Полновата той мягкой, плавной полнотой, которая так свойственна арабским женщинам, и которую так ценят арабские мужчины.
Я не мог сейчас разглядеть ее лицо, но помнил, что оно круглое, с милыми щечками и пухлым бантиком алых губ. Синие глаза, по обычаю, были жирно подведены сурьмой, от чего казались еще больше и выразительнее. Крупноватый нос с небольшой горбинкой совсем не портил впечатления, хотя красавицей эту женщину нельзя было назвать.
На вид я дал бы ей лет тридцать, может, чуть меньше. Из-за жаркого и сухого воздуха, на Большом Ближнем лицо стареет очень быстро. Поэтому у них и принято иметь четыре жены, одну младше другой.
Как я успел заметить, на подносе стояла каменная ступка и несколько маленьких фарфоровых пиал. И пока я смотрел на женщину, которая меня спасла, она занималась более полезным делом – интенсивно толкла в ступке что-то очень пряное, распространявшее по пещере густой аромат восточного рынка. Похоже, это было мое лекарство.