Одна группа разведчиков, пять человек
и два тиллвег ушли вперед и не вернулись. Мы нашли их утром,
выпотрошенных, оскопленных и ослепленных заживо, повешенных на
ветках в петлях из кишок товарищей. Первый раз племена напали к
концу третьего дня. Меня с ними тогда уже не было, я и еще семеро
остались в разбитом лагере, отравленных летучей паутиной, накрывшей
часть колонны. Меня и выживших троих чуть не повесили, как
дезертиров.
Комрад замолчал, ссутулившись в
кресле. От него ощутимо потянуло давней лютой жутью и страхом
совсем зеленого юнца, попавшего в переплет.
- Из леса вернулись пятнадцать
ушедших. Вместе с нами, всего пятнадцать. Там был один старый маг,
один из выбравших сторону Безанта и Церкви, надевший цвета Огненной
палаты. Дед почти вытащил нас из петли, подтвердил наши слова. Так
я выжил и убежал отсюда. Нанялся на корабль до Безанта, там ушел в
пустынную стражу, воевал с Халифатом, с аль-шатанни, стал
разведчиком, научился биться и не трусить. И всегда помнил о
Квисте.
Я набрал свой первый отряд там,
посреди зноя и плавящегося на солнце песка. Мы потрошили кочевые
кланы, взяли две пограничные крепостцы, передав десятому восточному
легиону. Нас заметили и отправили в Абраксас, усмирять мятеж
аристократов и ламий, решившихся на небывалое. С тех пор моя смерть
даже имеет лицо, оно в мелких чешуйках и смердит их острым ядом,
выбивающимся через поры. Из тех ребят здесь не осталось никого,
стыдно сказать, но иногда им даже завидую. Ламии помнят всех и всё
и придут по мою душу.
- И как ты вернулся, зачем?
Комрад кивнул на окно, прочно и
плотно прикрытое массивным ставнем.
- Квист позвал. Он всегда тянет к
себе побывавших внутри, добравшихся поглубже, проникает, как яд,
внутрь и не выходит. Тебе страшно, но ты не можешь иначе. Квист
сильнее, он тянет назад, даже не скрывая твой конец, а тот всегда
один. У нас здесь своей смертью никто не умирает, всем достается
оттуда.
Я вернулся, только узнав о наборе
отрядов на заставы, Безант схватился с Эмиратом, Халифат бурлил и
рвался в ту же драку, из двух легионов осталась половина, да и те в
Раруге и Туангесте. А Квист оставлять без присмотра уже не
решались, помня о Гальдерране и его словах с делами. Я и
вернулся.
Через три года…
Комрад встал, мягко и неслышно
оказавшись у стены, постучал по твердому и блестящему огромному
клюву.