Пятки Ишки забарабанили по земле…
Духарев вскочил с места и бросился выручать
угра…
Но
раньше него поспел Чифанин дед.
– Сычок, кабанье семя! А НУ ОТПУСТИ
ЕГО! – взревел Любим, на миг перекрыв вой и ор
толпы.
От
хозяйского голоса увлекшийся победитель аж подпрыгнул, колобком
скатился с угра, выпрямился и уставился на старшину взглядом
нашкодившего пса.
Глава четырнадцатая
в которой в очередной раз
доказывается, что напиться можно чем угодно, даже слабым домашним
пивом. Главное – выпить побольше
Серегу Духарева пригласили к чужому столу.
Его и Мыша. Старейшина Любим лично снизошел. Без поклона, правда,
как только что звал гончарного старшину, но уважительно. Как
сообщил позже Чифаня, Духарев поразил деда быстротой, с которой
просчитал и распределил выигрыши между полусотней счастливцев. А
ведь кое-кто не поленился и перепроверить Серегины расчеты по
местной системе. Быстро, сказал тоже! Серега, пока считал,
изматерился про себя. Ему бы паршивенький китайский калькулятор! Но
деда Любима, выходит, он и без калькулятора очаровал. Вероятно,
изрядная куча серебра тоже способствовала очарованию. Богатый город
– Малый Торжок. И народ разошелся воодушевленный. Выигравшие –
прибылью, проигравшие – надеждой на отыгрыш. Было объявлено, что
через три дня состоится следующий чемпионат. И участвовать в нем
будут уже не двое, а четверо. Третий борец будет от кузнецов, а
четвертым сам вызвался пришлый – молодой купец Тишка. Последняя
кандидатура вызвала у Духарева сомнения, но Чифаня и Сычок уверили
его, что недостаток веса кандидата вполне компенсируется
происхождением (новгородец) и профессией. Купец, по здешним
понятиям, всегда воин. Иной купец княжьего отрока стоит. А то и
гридня. Участие же представителя высших сословий поднимает престиж
чемпионата.
В
общем, все довольны – и отлично. Пошли ужинать.
Ужинать? Ха! Вечерняя трапеза в доме Любима –
это что-то! Длиннющий стол, за которым уместилось человек сорок.
Мужчин. Женщинам полагалось прислуживать, а есть – когда мужчины
наедятся. Впрочем, засидевшихся можно и поторопить.
Кушали из одной миски – на двоих. Чинно.
Перед каждой переменой Любим особой ложкой отстегивал пайку
«предкам» – кидал в открытую печь, где горел огонь. В «столовой»
было жарко, дымно и поначалу относительно тихо. Ели молча. Даже не
ели – вкушали. Это уже потом, наевшись и подвыпив, кожемяки
оживились и загалдели.