Серегу дед Любим посадил поближе, рассчитывая
потом расспросить. Любознательный оказался дедушка. И властный.
Домочадцев своих держал в ежовых рукавицах. Сыновья, здоровенные, с
проседью уже мужики, отцу в рот смотрели. О прочих и говорить
нечего.
Конечно, правды деду Серега рассказывать не
стал. Правду он и Мышу рассказать не решился. Наплел про затерянное
в горах племя, про страны заморские… В общем, в лучших традициях
отечественной фантастики. Потом уж и сам не помнил, что врал.
Кто-то шепнул Любиму, что гость неравнодушен к пиву, и
приставленная к Сереге девчонка без устали подливала в его кружку.
Скорее всего, дед Духареву не поверил: пара-тройка заданных
старшиной вопросов показала, что старик в местной географии
разбирается неплохо, а «странник» Серегей – ни в зуб
ногой.
Короче, отужинав, взяли с собой пива да меда
и удалой компанией потащились на реку. Городские ворота оказались
закрыты, но за кувшинчик пива сторожевой отрок отпер им калиточку и
пообещал впустить обратно – еще за один кувшинчик.
– Во! – заявил Чифаня, когда они
отошли подальше. – Сразу видать, что Скольда в кремле
нету!
Домой братья вернулись затемно, пьяные и
веселые. Серега порывался петь песни типа «Вновь по выжженной земле
иду, гермошлем защелкнув на ходу, мой „фантом“…» и так далее.
Братан Мыш тянул тоже что-то неподобающее про «милку задасту да
титясту». Ввалились в избу, что-то перевернули, запалили свечу,
разбудили Сладу. Серега спьяну полез к ней обниматься. Девушка
вывернулась молча и яростно. От этого молчаливого отпора Духарев
сразу отрезвел, пробормотал:
– Прости, Сладушка, дурака пьяного! Я ж…
Ничего плохого, слово!
Девушка только глазами сверкнула, так же
молча загасила свечу. Серега услышал, как она улеглась: скрип
досок, шуршание, шорох одеяла. Духарев постоял в темноте, покачался
с носка на пятку… Слада, сонная, сердитая, желанная до
невозможности, стояла у него перед глазами… «Ну ты, урод, даже и не
думай!» – приказал он сам себе, вышел во двор и сунул голову в
бочку с водой. Следом за ним выполз Мыш и принялся блевать в
компостную яму. «Не дело это, такому мальцу пить!» – сердито
подумал Духарев. И вспомнил, как лет восемь назад в одной деревушке
к их столу подошла восьмилетняя девчонка и попросила портвейна.
Серега ужаснулся было, но его местная подруга, девчонкина сестра,
сказала: «Налей!» Он, на автомате, налил, девчонка выхлестала
залпом двести граммов дрянного портвешка и ушла играть в куклы. И
не блевала, это точно.