Макарие тяжело вздохнул.
— Эта сволочь мою сестру...
— Это ее Руксандрой звали?
— Угу...
— У меня тоже сестру Александриной звать, —
вдруг признался Штефан и надолго умолк, угрюмо глядя вперед.
Макарко причмокнул на усталую кобылу и
покосился на товарища.
— А ты бы за свою сестру не убил?
Штефан невесело усмехнулся:
— Я, выходит, за твою убил...
Макарко вдруг осадил кобылу и положил руку ему
на плечо.
— Ни хрена ты никого не убил. Сам он себе шею
свернул. Судьба, видать, такая.
— Угу... — Штефан поежился. — Слушай... А не
спросят на постоялом-то дворе, была ли у них наша телега?..
— Спросят — им ответят, не боись, — Макарко
снова причмокнул на упряжную. — Хозяин — капитану Симеону друг
давний, они против турков вместе воевали, по ранению уволился он из
армии...
— Угу... Слышал уже...
Разговор надолго прервался.
Когда они добрались снова до места
происшествия, искалеченный конь тоненько заржал под скользким
склоном. Вместе, пыхтя, матерясь и цепляясь за землю и кусты, на
четвертый раз они втащили его на дорогу. Конь беспомощно прыгал на
трех ногах, поджимая переднюю левую, путался в болтающихся
поводьях, постанывал, жалуясь на боль.
Макарко погладил его прямо по черной морде с
белой звездочкой.
— Потерпи, бедолага! Сперва чуть не загнали,
теперя вот ногу свихнул.
Штефан поморщился, косясь на гнедого.
— Поведу этого — как бы он буянить не начал.
Ревнивый, черт.
— Я поведу, — предложил Макарко. — Бери вожжи,
шагом же, даже ты управишься.
— Ага, — Штефан вдруг полез в седельную сумку
гнедого, валявшуюся в телеге. Бросил Макарке свой подсолнух: —
Держи, подманивать будешь. Ой, стой! Дай, я пригоршню-то
возьму.
С постоянными остановками, уламывая и
упрашивая раненую лошадь, они двинулись в сторону заставы. И только
у самого последнего спуска, когда завиднелась рогатка, Макарко
вдруг окликнул неуверенно:
— Слышишь, боер... Штефан...
— А?
— Выходит, спасибо тебе.
Штефан натянул вожжи, останавливая кобылу.
Подумал немного, потом вдруг решительно повернулся к Макарке.
— Знаешь, а ты прав. Я бы за своих сестер тоже
убил. И этого я убивать не хотел, он сам в овраг навернулся.
— И даже конь выжил, — ввернул Макарко и
широко перекрестился. — Не иначе, это его Бог наказал!
— Точно, — криво усмехнулся Штефан. Помолчал и
осторожно заговорил совсем о другом: — Слушай, Макарие... Ты зря
так вызверился за Анусю-то. Землю жрать буду — мы просто
разговаривали!