— А много ли ты деревень видал, окромя тех,
что подле заставы? — усмехнулся в ответ Симеон. — Думаешь, везде
так? Нет, брат... Здесь на волости Тудор сидит, а он крутиться
умеет и с людей в жизни лишку драть не станет, вот и раздолье!
Только таких волостей по всей Романии — по пальцам пересчитать.
Парень недоверчиво округлил глазищи.
— Вон в России вообще крепостное право, да и в
Австрии не медом намазано. У нас, по-твоему, хуже, что ли? У нас
хоть люди свободные, если сильно прижимают — так и уйти можно.
— Вот и ушли эти переселенцы. Что, думаешь,
хорошо им нынче придется?
Штефан насупился и промолчал.
— А если ты про то, чтобы детей на базаре
продавать, так туркам наши законы — до одного места, а из бояр
большинство под их дудку пляшет, — прибавил Симеон. — С нашей
волости и правда выдачи нет, а как к нам войсками соваться — турки
еще с войны запомнили. Так что не диво, что они сюда
перебираются.
— Ну хорошо, а почему тогда другие не
уходят?
Симеон не удержался — вздохнул тяжко. Вроде
умный парень, а порой до того блаженным кажется, будто сроду жизни
не видал.
— Так и эти не ушли бы, если бы не налоги, —
терпеливо объяснил он. — Поговорку знаешь — «голодный воробей если
о чем и мечтает, то о мамалыге»? Мы тут живем, как у Христа за
пазухой, а в других местах народ разве что о хлебе думать может, и
с земли сниматься им смерти подобно. Пока совсем не прижмут, не
уйдут никуда. Чтобы на новом месте обустроиться, надо какой-никакой
достаток иметь, или уж чтобы терять было нечего, вот как этим.
— Ну вы завели, — восхитился Гицэ,
присаживаясь на нижнюю ступеньку. Глянул на двор и многозначительно
погрозил кулаком серому козлу. — Я т-тебе, сволочь рогатая, только
тронь рубахи!
Козел потряс бородой с самым независимым
видом, но все-таки опасливо отошел бочком в сторонку.
Симеон обнаружил, что все еще держит в руках
утиральник, и, недолго думая, повесил его на шею Штефану. Тот,
погруженный в размышления, этого даже не заметил.
— Постой, капитан. Выходит, тут, в Клошани,
что-то вроде... — он хмыкнул, — земли обетованной?..
Гицэ заржал.
— Смотря для кого! Вон для арнаутов да турок
здесь сущая преисподняя!
— А ты не смейся, парень, — строго оборвал
Симеон неуместное веселье. — Думаешь — это тебе хиханьки, что народ
живет спокойно и ест досыта? Или тебя забавляет, что слуджер
Владимиреску, не в пример иным боярам, не о турках заботится, а о
своих?