— Да кто б тебе его дал, — не поверил Йоргу. —
И что может младенец с пистолем-то сделать?
— Облизать, — очень серьезно пояснил Штефан и
тотчас вместе со всеми залился хохотом. — Ну, по крайней мере, так
гласят семейные байки!
Даже Йоргу, и тот расхохотался:
— Святой Спиридион! И горазд же ты врать!
— Так я не вру. Я вправду за пистолеты с
детства хватался. Любимая игрушка была, — Штефан усмехнулся. —
Сам-то, конечно, не помню, но рассказывали. Да и дядька жаловался,
что пока я дорос, чтобы со мной договориться можно было, он столько
пороху извел — на весь его корпус хватило бы ружья пристрелять!
Симеон заметил, что Йоргу, и без того в
сомнениях тянувший себя за усы, тут дернулся — едва не оторвал свою
гордость.
— Это чего он боеприпасы-то переводил?
— Да так, — Штефан чуть посмурнел, вздохнул. —
Говорю ж, я к оружию лапы тянул, где только видел. Дома-то его от
меня прятали. А дядька за пистолет утром раньше, чем за штаны,
хватался.
Гицэ фыркнул и приготовился отпустить какую-то
похабную шуточку, но Мороя пригвоздил его к месту суровым
взглядом.
— Лучше бы ты почаще за пистолет хватался,
охальник!
Гицэ надулся. Штефан сбился на миг, посмотрел
недоуменно. Потом понял и чуточку порозовел, но головой тряхнул
залихватски.
— Дядька без оружия вообще никогда не ходил.
Вот перед тем, как в дом войти, и отстреливал каждый раз на заднем
дворе, чтоб я, упаси боже, до заряженного не добрался.
Мороя схватился за голову.
— Ой, разбаловал дядька тебя, поганца! Это ж
сколько времени он порох жег, вместо того чтобы по заднице тебе
дать!
— Пару лет точно. А потом я подрос, и мы
договорились. Он мне пострелять дает, а я без спросу не хватаю.
Хотя какое там — стрелять, я тогда пистолет сам толком и удержать
еще не мог. Это когда чуть постарше стал, он меня всерьез учить
начал, — мордаха у Штефана стала совсем мечтательной. — Первый
пистолет подарил — мне еще семи не было. Правда, я пальбой по
горшкам да воронам его меньше, чем за год, так расстрелял — только
выкидывать.
Сивоусые дядьки давно качали головами, а уж
тут не поверил даже Гицэ, охотно слушавший эту безбожную
похвальбу.
— Ты еще скажи, что попадал! По
воронам-то?!
— Ну-у... Попадал. Не сразу, конечно,
научился, но попадал, — с показной скромностью протянул Штефан.
Симеон вздрогнул: у парня за спиной зримо
распускался хвост навроде павлиньего. Ладно, если это обычное для
их Подсолнуха хвастовство по делу и без дела. Но Симеону много
довелось повидать юнцов перед первым боем, что сперва безудержно
хвастались, потом на глазах сникали, бледнели и покорно брели в
строю, ничего не видя вокруг себя, как бычки на заклание... Хотя
Штефан вроде не из пугливых, если вспомнить, где они его подобрали.
Вряд ли его сейчас разобрало со страху. Но если нет — как бы хуже
не вышло! В первом бою обычно и погибают самые молодые и самые
отчаянные — щенячья отвага опыта не заменит, а они еще не умеют на
глаз измерять расстояние выстрела или расслышать, когда ядро над
головой пройдет, а когда — прямо в них и вмажется...