Симеон мотнул головой — вперед!
Пандуры поскидали плащи за спины, расхватали
поводья. Приказа не требовалось, порядок был заведен раз навсегда.
Трое — у телеги в охранении, остальные погнали. Сперва отрядом,
потом рассыпались, уходя на склоны по сторонам дороги, хоронясь за
деревьями. Мало ли что!
А что — было. Истошное конское ржание долетело
еще когда они были за поворотом, потом послышались вопли,
забористая ругань и уханье, будто кого-то били ногами...
Симеон вылетел на дорогу, осадил коня и
вскинул пистолет.
— А ну, стоять!
— Пандуры! — взвизгнул кто-то и кинулся
наутек. Тотчас скатился обратно: из леса на склонах вырвались
ребята Симеона, окружили место стычки.
У самого склона рвался на поводу гнедой конь,
каких в этих местах не видали отродясь. Симеон-то видел — в
австрийской армии, у самолучших офицеров...
Бродяга в овчине висел на поводьях гнедого,
пытался удержать. На дороге валялись два тела, похоже, трупы. Седло
коня пустовало, и нетрудно было догадаться, кто стрелял и кого тут
били с матерками. И точно: проезжий в военном мундире болтался
тряпкой в руках у двоих нападавших и тряпкой же рухнул на землю,
как только его выпустили.
Симеон осатанел — на австрияка-офицера
напасть! Сдурели вконец?!
— Что тут у вас? — мрачно спросил он.
Трое бродяг угрюмо сбились в кучку, у
четвертого Гицэ вырвал поводья и стволом ружья подпихнул к
остальным, в середку.
Эти рожи Симеон знал: местные. Гайдуки — не
гайдуки, скорее так — бродяги. В страду нанимались по всяким
работам, зиму беспробудно и уныло пили на заработанное. В
откровенном разбое до сего дня замечены не были, хотя за краденые
простыни и ковры их в деревнях бивали не раз. Заставу эта ватажка
обходила десятой дорогой.
Пандуры уже заняли все высоты вокруг и
уставили на бродяг пистолеты и ружья. Те угрюмо озирались. Австрияк
лежал на дороге, скорчившись, и не подавал признаков жизни.
Симеон спешился. Пошел смотреть, прикидывая,
как его пропесочат, если он важного австрияка не уберег возле своей
же заставы. Едва не пнул с досады труп главаря ватажников. Дрянь
был человек и теперь на какую поживу позарился! Впрочем, Бог ему
судья: пуля австрияка в упор вошла в глаз и разнесла бедняге
затылок, аж мозги разбрызгало по всей дороге. Второму покойничку
тоже знатно не повезло: челюсть оторвало начисто, видать, боком не
вовремя поворотился. Этот еще и помер не сразу, вон в пыли следы от
дергающихся ног. Симеон перекрестился: все-таки знакомые рожи. И
дернуло их на вояку полезть, пусть у него и конь.