Нет, дома без мамы стало не слишком хорошо.
Зато по-прежнему хороши были поля вокруг усадьбы, полные пугливых
козьих стад и пересеченные коварными узкими ручейками в глубоких
канавах, пыльные столбы на дороге, завивающиеся за хвостом рысящего
коня, далекие горы, синеющие на горизонте...
Штефан соскочил с седла возле каменного
крыльца. Велел конюху отшагать коня, пока не высохнет, а после —
растереть вином грудь и ноги. Гнедого мигом увели, а Штефан
какое-то время чесал за белыми ушами цепного волкодава, который
хрупал куропаткой и постукивал по земле обрубком хвоста.
Почувствовав, что и сам обсох, пробежал на хозяйственный двор, к
колодцу. Набрал воздуха в грудь и опрокинул на голову и шею ведро
ледяной воды.
Птичница Ануця охнула, выпустила подол и
разроняла десяток цыплят, с жалобным писком разбежавшихся по двору.
Штефан подмигнул ей, помотал головой, чувствуя, как холодные
струйки затекают под рубашку и почти мигом высыхают под летним
солнцем.
— Боер Штефанел! — окликнули сзади. Старый
Петру, когда-то дедов, а ныне отцовский камердинер, привычный с
детства, как забор вокруг двора. Одно изменилось: раньше Петру
вставал на четвереньки, чтобы позабавить Штефана игрой в лошадки, а
теперь смотреть на старика приходилось сверху вниз.
— Что ж ты, боер, к завтраку-то опаздываешь? —
буркнул Петру, глядя со смесью неодобрения и умиления. Так
привычно-знакомо, словно и не было всех этих лет в Академии. Словно
Штефан опять безнадежно опоздал вернуться с речки к обеду и
примчался запыхавшийся, чумазый и растрепанный. Сколько раз в
детстве Петру ловил его у конюшни, у колодца или встречал в
прохладном темном холле! Наспех приводил в порядок одежку, оттирал
грязные щеки и при этом беспрерывно сетовал, что-то скажет
отец...
— Боер Николае уже справляться изволил, давно
ли ты уехал и когда объявишься, — заметил Петру, будто подслушав
мысли. Как некстати! Не хотелось бы сейчас выслушивать отцовские
нотации про неподобающее поведение и внешний вид — он уже не
ребенок. Хотя чем плоха крестьянская одежка — и в детстве было
неясно. Не в боярском же кафтане по деревьям лазить или копать
червей для рыбалки?
Дядька, помнится, тоже всегда предлагал отцу
радоваться, что пострадали холщовые портки, а не парадное платье,
когда тот разорялся про «цыганских оборвышей». И от унылых нотаций
о манерах, достойных высокородного боярина, Штефана тоже обычно
спасал дядька. Правда, после неизменно отчитывал за испачканный
пол, но тут и спорить не хотелось — не хворый, поди, ноги на черном
крыльце не сполоснуть, чтобы слугам не подтирать следы босых пяток.
Да и мокрую плетенку с раками следовало сдавать на кухню сразу, а
уж пугать братишку Костаке клешнятыми чудовищами и вовсе было
полным безобразием.