— Да чего ты к этой кобыле привязался? Отлипни
уже! — почти взмолился Йоргу.
— Дайте горло промочить, — невозмутимо ответил
Мороя.
Разлили ракию. Подняли кружки. Симеон краем
глаза приметил, что Штефану плеснули столько, что парнишка аж
замешкался. Мороя выпил, крякнул, утерся рукавом и со вкусом
продолжил:
— Короче, Тудор накануне с вечера убрался
тропы поглядеть, его раньше полудня не ждали. А поутру заявилась на
заставу, понимаешь, боярынька. То ли ей налоги надобно было
заплатить, то ли бумагу какую выправить — мы уж не знаем. Но в
конторе-то дым стоял коромыслом, шутка ли — половину корпуса снова
под ружье поставить — всем не до боярыньки было. Присела,
сердешная, на барабане на галерейке и давай вздыхать жалостно да на
нас коситься. Вроде, и презирает она нас, а вроде — и любопытно. Ну
а мы — чего? Только от хаты, от жениных юбок — подумаешь,
боярынька! Один Гицэ и вытаращился!
— Так там и было на что таращиться! — обиженно
заметил Гицэ. — Глаза — чернущие, огромные, что у телушки, и
распутные такие, что прямо ой, а мордашка и ручки — белые. И бывают
такие — тощие, точно осы перетянутые, а эта, хоть и в немецком
платьишке, а есть на что поглядеть с удовольствием...
Мороя фыркнул:
— Да уж ты так пялился, будто вообще впервые
бабу увидел! — и продолжил со всей обстоятельностью: — Ну вот. Но
мало ли боярынек? Нас все больше заботило, чего от нас русские
хотят. Помнишь, капитан, мы с тобой все спорили, поход будет, или
опять в горы засядем?
— Помню, — кивнул Симеон. — Я тебя тогда еще
заткнуть пытался, кто ее знает, ту боярыньку, чего она тут уши
греет в такое время?..
— Ну да, было дело, — Мороя смущенно
улыбнулся. — А я, грешным делом, подумал, что ты навроде Гицэ —
окромя боярыньки, не видишь ничего! Но Тудор, как вернулся, видно,
так же рассудил. Боярыньку эту подозвал, велел Гицэ ее проводить до
конторы, а сам, значит, извинился, что ему в порядок себя привести
надо. Видок у него и правда был того, после ручейка-то! У этой
боярыньки глазки-то на пол-лица стали: известно, слуджер,
управляющий, офицер и все такое, а мундир кобыле на круп сушиться
разложил по дороге!
— Он еще и Мариана сгоряча по матушке пустил
тогда, забыли? — ввернул кто-то из дальнего угла. — А чего тот к
нему со своими причитаниями кинулся, ровно баба!