— Погоди, — поморщился Йоргу, потянув себя за
ус. — А чего ей надо-то было?
— Да кто ж ее знает? — удивился Мороя. — Нешто
нам Тудор отчитываться станет? Спросил только потом, не шныряла ли
она по заставе, пока его не было. Ну мы его успокоили, что глаз не
сводили.
— И с чего ты решил, что она ему именно что
себя предлагала? Мало ли — может, не хотела показывать вам, что у
нее деньжата водятся, или тяжба у нее какая — так чтоб не
слыхали.
Симеон невольно хмыкнул, вспомнив, как
боярынька хвостом перед Тудором крутила. Особенно — как хлопала
своими воловьими очами, подтягивая повыше край выреза на
платье.
— Мороя прав. Она к нему ластилась, точно
кошка, и так потрется, и этак выгнется. Ну и потом, Тудор же ее
выставил, — он фыркнул от воспоминаний, и Мороя обрадованно
подхватил:
— Во-во! Как сейчас помню: дверь, значит,
распахнул настежь, а она растерянная такая стоит в дальнем углу-то,
где койка была. Глазами хлопает, и чаршаф(*) размотан, на койке
валяется. А Тудор ей и говорит: все бы, мол, хорошо, только вот не
знаю, по которой графе отчетности я ваше предложение провести
должен. А стало быть, и принять его мне никак не положено. Ну она
вспыхнула вся, чисто роза майская, чаршаф с койки подхватила. И
лицо у нее было: ей-ей, за закрытыми дверями точно в морду бы
вцепилась. А так только раскричалась, на всю заставу слышно было:
«Мерзавец! Хам! Скотина!» — и бегом оттуда.
— Кремень мужик!
— Ну скала чистая!
— Чего ж она от него хотела? — недоуменно
спросил вдруг Макарко.
Гицэ фыркнул:
— Да чего бы ни хотела, ясно, что скостить
цену решила. Ну или приятное с полезным совместить.
— Вот это она точно зря, — покрутил ус Йоргу.
— Нешто Тудору баб мало, чтоб на такое покупаться? Мужик он видный,
а что на словах ядовит, как горный аспид, — так бабы на такое
только больше облизываются!
— Уж последнее-то боярынька распробовала, —
подхватил Мороя.
— Думаете, если б она так просто маслилась,
без умыслу, то свезло бы? — уточнил вдруг кто-то.
Ну верно, как же не почесать языки за спиной
начальства! Но Симеон невольно сам поддался любопытству и
добросовестно задумался над вопросом.
— Ну как тебе сказать... Сколько нам
предстояло баб не видеть, а у слуджера и во время перемирия дел по
горло. То на заставе, то вон по горам носится, какие там бабы? А
тут — и из себя хороша, и сама пришла.