— А? Ты о чем, капитан? А! В Клошани-то?..
Симеон мысленно хлопнул себя по лбу: ну не дурак ли этот Гицэ? И
сам не умнее — не надо было при этой Фатьме спрашивать.
А Гицэ махнул рукой и беззаботно закончил:
— Так сам же говорил — у кого конь поприличнее! Из моих любого
бери, я отвечаю!
— Зачем в Клошани-то? — изумился Григор, тоже в полный
голос.
Да твою-то мать! Сговорились они, что ли?
Симеон ответил уклончиво:
— Мало ли — вдруг пригодится?
Сам внимательно следил за Фатьмой. Но она танцевала беззаботно,
напевая какую-то нехитрую мелодию и в такт постукивая по бубну. Не
надо было особой наблюдательности, чтобы подметить, насколько ей
непривычны короткая юбка и передник. Что ж это за работница у
крестьян, которая всю жизнь проходила в шальварах?
— Лапы прочь, — в который раз уже прошипела Фатьма, уворачиваясь
от мужиков, наперебой норовивших затянуть красивую на колени.
— Гляди — пробросаешься, — поддел ее Гицэ. — Замерзнешь
ночью-то!
— Сама погреть могу, кого хочу, — фыркнула чертова молодка и
сверкнула бедовыми глазами.
Кто-то из работяг Григора похабно заржал:
— Да ты каждый день другого хочешь!..
— Никто на подольше не глянулся пока, — отбрила с ходу Фатьма, и
если и покраснела — то только самую малость. Повела вокруг масленым
взглядом и вдруг указала бубном на Штефана. — Вон только этот
светленький с заставы — так он меня боится!
— Сейчас опять драка будет, — пожаловался Григор на ухо Симеону.
— Ее хлебом не корми — дай показать мужикам, что любому голову
задурит и выкинет...
— Слушай, — нерешительно начал Симеон, — а откуда она такая
взялась-то?
Пасечник фыркнул в усы и пожал плечами.
— Пошли, на воздух выйдем, здесь дышать нечем.
Вместе они выбрались из-под навеса полевого стана. За соседним
хребтом уже грохотало и посверкивало, но в долине было покамест
сухо, хотя удушливая жара к вечеру ничуть не спала.
— Не нравится мне твоя Фатьма, — прямо сказал Симеон, раскуривая
свой чубук. — Ладно, остальные. Но про эту ты, что же, веришь, что
она работница?
— Нет, конечно, — усмехнулся Григор и выпустил огромный клуб
дыма. — Слепому ясно, что из гарема сбежала. Кто уж там она — жена
или невольница, — поди еще разбери, но сбежала — точно. И похоже,
не слишком там хорошо с ней обращались, вот и чудит теперь...
Он вдруг замолчал — мимо них проскользнула Фатьма с котлом в
руках, сверкнула лукавым глазом из-под чаршафа.