– Вы же сами видите, дорогой мсье, что вам не хватает хладнокровия.
Тут в комнату вошел слуга, державший в руке письмо, которое только что принес запыхавшийся посыльный.
Камил вначале бросил письмо на стол. Но по настоянию слуги снова взял его в руки и, извинившись перед Сальватором, прочел следующее:
«Конрад только что был у меня. Мы были к нему несправедливы. Это – благородное и великодушное сердце. Он дает мне миллион. Спешу сказать вам, что все шаги, которые вы могли бы предпринять в отношении его, отныне бессмысленны. Поэтому поскорее укладывайте чемоданы: вначале мы отправимся в Гавр. Отправляемся завтра в три часа.
Ваша Сюзанна».
– Скажите, что я все понял, – бросил Камил слуге. Затем он разорвал письмо на мелкие клочки и бросил их в камин. – Мсье Конрад, – добавил он, подняв голову и направляясь к Сальватору, – я прошу вас простить меня за мои странные речи. Единственным оправданием их может быть моя дружба с Лореданом. Мадемуазель де Вальженез только что рассказала мне о вашем братском к ней отношении. И мне остается лишь выразить вам мое сожаление относительно моего поведения.
– Прощайте, дорогой мсье, – сурово произнес Сальватор. – А для того, чтобы мой визит не был бесполезным, хочу дать вам один совет: остерегайтесь разбивать сердце женщин. Не у всех них такая же ангельская покорность, как у Кармелиты.
И, кивнув Камилу, Сальватор ушел, оставив молодого американца в смущении по поводу только что произошедшей сцены.
Глава CXXXVI
Господин Тартюф
Все архиепископы смертны. Этого никто отрицать не станет. Во всяком случае, мы только высказываем ту мысль, которая привела в такое сильное волнение монсеньора Колетти в тот самый день, когда он узнал от господина Рапта о том, что Парижский архиепископ господин де Келен серьезно болен.
Сразу же после ухода господина Рапта монсеньор Колетти велел закладывать карету и помчался к лечащему врачу монсеньора. Тот подтвердил сказанное господином Раптом, и монсеньор Колетти вернулся в свой особняк с сердцем, наполненным неизъяснимого блаженства.
Именно в этот самый момент он сформулировал в голове замечательную мысль о том, что все архиепископы смертны. И мысль эта, высказанная господином де Лапалиссом, разожгла радость многих, а в устах монсеньора Колетти приобрела малорадостное значение смертного приговора.