Наконец Пульхерия затихла и, подняв голову, взглянула на него. С исхудалого бледного личика глядели огромные горящие очи.
– Ванечка, – прошептала она, – Любый мой! Как же мне тяжко было без тебя! Ровно заживо похоронили… Все глаза проглядела, ночей не спала, всё думала: птицей бы обернуться, полетела бы к тебе, хоть одним глазком глянуть, как ты там! Ванечка… Иванушка… – глаза её закатились, и она обмерла, обмякла в его руках. Ванька, испугавшись до смерти, сел, прислонившись к перилам, и устроил Пульхерию на своих руках, уложив голову на сгиб локтя.
– Точно ребёнок маленький… – холодная рука сжала сердце, он убрал волосы с её лица и бережно похлопал по щекам, потом нагнулся и осторожно поцеловал в лоб.
– Пульхерия Ивановна, – тихонько позвал.
Она пошевелилась и открыла глаза:
– Хорошо-то как… Спокойно… Никогда мне здесь так хорошо не было за всё время… Ваня, давай сбежим! – резко сказала она и села, вперив в него горящий взгляд. – Я не смогу жить здесь, я умру, Ваня! Давай сбежим, умоляю тебя! Далеко-далеко, в лесах скроемся, никто нас не найдёт! Мне всё равно где жить, хоть в избушке какой, только бы с тобой рядом! Я ведь здесь как в огне горю каждый день! Что ж ты молчишь? – с горечью воскликнула девушка. – Или уж забыл меня?!
– Как я могу забыть вас? – тяжело сказал Ванька. – После матушки вы одна меня полюбили, ласковым именем назвали… Я ради вас жизни своей не пожалею…
– Не надо за меня жизнь отдавать! – прервала его Пульхерия. – Беги со мной, Ваня! Станем свободными!
– Пульхерия Ивановна, вы сами не понимаете, о чём просите, – покачал головой парень. – Невозможно это. Крепостной я… Если податься в бега, нас искать будут, а если найдут… когда найдут, то меня или запорют насмерть, или в солдаты забреют на весь век. Но это пусть. А с вами-то что будет?? Вы подумали?? Вы же страшный позор навлечёте, и не только на себя, но и на родителей своих покойных, и на Елизавету Владимировну, которая вам ничего худого не сделала и не помышляла, видит Бог…И что вам тогда судьба уготовит, один Бог ведает… Нет уж, привыкайте к своему положению, смиритесь…
– Не хочу я смиряться и не буду! – вновь прервала его Пульхерия. – Ты велел на ложе с ним возлечь? Тошно мне было, но я легла, да только когда руки его ко мне прикасались, я представляла, что это твои руки, Ванечка, твои губы, что это ты, суженый мой! Ты говоришь, смириться и не нарушать закон Божий, грех это? Так я уже в геенне огненной горю каждую ночь, когда с ним в постель иду, а тебя представляю! Я уже грешница великая! Спаси меня, Ваня, спаси от греха! – девушка приподнялась и села на парня верхом, погрузила пальцы в волосы и приникла к его губам, как страждущий – к роднику.