– Падать? – Арсений Николаевич взглянул меня заинтересованно.
– Просто падать, – сказала я. – Без всякого подтекста. Просто, знаете, мне совершенно нельзя пить смеси.
– Что ж вы не сказали–то, – сокрушился Арсений Николаевич. – Я бы вам принёс апельсиновый сок.
– Ну, вот не сказала. Милка велела вести себя прилично, не перечить и сидеть смирно.
Арсений Николаевич остановился и захохотал.
– Вы всё–таки прелесть, – сказал он. – Впрочем, вы, наверное, сами знаете.
– Ну… насчёт этого у меня смутные представления, – честно сказала я.
– Тогда просто мне поверьте, – сказал он, улыбаясь.
– Хорошо, – сказала я. – Поверю, как старшему товарищу по партии.
– Ну, так мы пойдём бросать камешки в море босиком? – спросил Арсений Николаевич. – Теперь–то я уж хорошо подготовлен ко всяким безумствам.
– Да нет, – я с сомнением поглядела на его белые ботинки. – Давайте уже не будем нарушать стилистику. Вечер начался респектабельно, пусть он и закончится респектабельно. Мы сейчас дойдём – ну, если я дойду – до Курортного зала и послушаем «Песняров». Мы ещё успеем на хвостик концерта. И я даже босиком не буду бегать.
– И ваша подруга будет довольна, – заметил Арсений Николаевич, и было видно, что мой приличный и скромный перспективный план существенно ободрил его настроение.
– Да, она будет счастлива, – сказала я. – Вот уже 15 лет она не теряет надежды меня перевоспитать.
Наутро лучший мужчина нашего пляжа на пляж вообще не пришёл.
Я сидела на своём лежаке, подвернув под себя ногу, и грызла ногти, полная раскаяния.
– Арсения нет, – трагически произнесла Милка, в очередной раз обозрев пляж. – Вавка, ты его уморила. Что у вас было ночью?
– У нас ночью было всё, – сказала я мрачно.
– Понятно. На волнорез, значит, затащила всё–таки.
– Тебе, кроме волнореза, в голову ничего не приходит? – обиделась я.
– Это тебе, кроме волнореза, в голову ничего не приходит, – съехидничала Милка и перевернулась на спину.
Я тяжело вздохнула. По–хорошему, вчерашний вечер нужно было бы выжечь из памяти. Потому что на фоне нормального спутника я выглядела совершенно идиотски. Сначала придуривалась, потом была пьяная, потом наговорила всяких глупостей, переходящих в неприличности, а потом подпевала "Песнярам". А потом ещё и посылала воздушные поцелуи из окна автобуса.
Я тяжело вздохнула, жестоко завидуя Милке. Вот Милка умеет себя вести воспитанно, людям с ней комфортно, им хочется вернуться и быть возле. А от меня всем хочется сбежать и вовек не видеть.