«Ого, - подумал я про себя, - не всё
спокойно в королевстве Датском, надо держать ухо востро, а то
что-то расслабился я, на Матрениных-то харчах». Дальше я только
делал вид что пью и, выждав момент, когда бабуся отвернулась,
выплеснул содержимое чашки в темный, опутанный пыльной паутиной
угол.
-Благодарствую, хозяюшка! - я слегка
склонил голову и, приготовившись притвориться безмерно сонным и
уставшим, с блаженным видом встал из-за стола. И тут меня повело.
Туман застелил взор, глаза слиплись, и я провалился в бездну. Чтобы
сбить меня с ног с лихвой хватило и одного глотка, но часть моего
сознания бодрствовала, я слышал звуки и чьи-то грубые
прикосновения. Наконец меня схватили за ноги и куда-то поволокли.
Сколько я провалялся, не помню, но когда смог открыть глаза, на
дворе было утро. Лучи солнца пробивались сквозь многочисленные дыры
чулана. Я лежал на полу. Вокруг валялись какие-то черепки,
косточки, обрывки холстин, судя по их виду бывших когда-то
одеждами, иссохшие трупики летучих мышей и лягушек. В углу стояла
сломанная кочерга и старая, с переломанными прутьями метла. А на
потолке плела свою паутину всё та же паучиха с оторванной передней
лапкой. Руки мои безвольными плетями лежали вдоль тела. Правое
бедро, едва зажившее от раны, противно ныло. Но мизинец на левой
ноге уже покалывало сотней иголок. Значит еще не все потеряно. Пут
на мне не было, и если Нурингия не заявиться в ближайшие полчаса,
то она сильно пожалеет о сделанном. Я попробовал пошевелить
ступней, тщетно. На лбу холодной испариной проступил пот. Я
приложил новое усилие, и моя нога сдвинулась с места. Пару секунд
передохнул и попытался двинуть рукой. Пшик. Постарался проделать ту
же операцию со второй ногой и тоже безрезультатно. Тогда, скрипя
зубами, я стал сгибать начавшую слушаться левую ногу. Медленно,
очень медленно она сдвинулась с места, и моё колено поползло
вверх.
Вверх-вниз, вверх-вниз, до полного
изнеможения, до тошноты, до нестерпимой боли в висках сгибаю и
разгибаю ногу, разгоняя по жилам застоявшуюся, скованную проклятым
зельем кровь. Ух, правая рука наконец-то съехала с мышиного
трупика, пальцы медленно разжались. Вновь сжимая ладонь в кулак, я
едва не застонал от жгучей боли, пронзившей мои суставы. Но фокус
удался, ладонь медленно сжалась, и благодатное тепло заструилось по
моей всё еще практически беспомощной ручонке. Через несколько
минут, сжав зубы, я приподнялся на локте и, с трудом удерживая
норовящую свалиться на бок голову, заглянул в широкую трещину,
украшавшую низ плотно прикрытой двери.