Долгое мгновение д’Альбрэ неотрывно рассматривает ее.
– Чепуха, – говорит он затем, и Тильда наклоняет голову, словно бы с усилием напрягая слух.
Он еще некоторое время вглядывается в ее лицо, потом разжимает пальцы.
Придется изобрести способ вывезти из крепости не только маленькую Одетту, но и саму Тильду. Разве что прежде мне выпадет возможность прикончить д’Альбрэ.
Граф между тем разводит руки в стороны, отдавая молчаливый приказ снять с себя рубашку. Когда Тильда подходит, чтобы стащить ее через голову, глаза д’Альбрэ скользят по ее стройному телу, и я подмечаю, как пробуждается в нем желание. Этот ненасытный хряк затащит ее в постель, а потом прикажет казнить!
Тильда забирает рубашку и отступает прочь.
Грудь у д’Альбрэ выпуклая, точно немаленькая винная бочка, кожа бледная, как рыбья брюшина, только вместо чешуи заросла густым черным волосом. Пересиливая отвращение, я обшариваю глазами его тело… Мортейн должен был наложить на него метку смерти, но вот где она?
Ее нигде не видать. На волосатой плоти – ни тени, ни темного развода, вообще ничего, что позволило бы его убить, заручившись благословением моего Бога. Я мну в кулаках края шелковых занавесей. Вот прямо так взять и броситься на него? Слишком опасно. Быть может, Мортейну угодно, чтобы я пырнула негодяя в спину? Или уколола под основание черепа тонким, точно иголка, клинком?
Д’Альбрэ расшнуровывает штаны, сбрасывает их и перешагивает через край ванны. Я вытягиваю шею, чтобы получше рассмотреть его спину, но угол обзора мне такой возможности не дает.
Тильда пытается отойти прочь, но он дотягивается и ловит ее за руку. Она замирает на месте, боясь сделать движение. А граф, не сводя взора с лица девушки, тянет ее руку вниз, прямо в воду. Его губы расползаются в предвкушении удовольствия.
Пожалуйста, Мортейн, запрети ему! Я не могу на это смотреть! Сейчас выскочу и убью его, отмечен он или нет!
Предупреждения, услышанные от монахинь, стаей испуганных голубок проносятся у меня в голове. Убить неотмеченного – значит убить без благословения Мортейна, то есть подвергнуть опасности свою бессмертную душу. Ее разлучат с телом и обрекут на вечные скитания!
Но и стоять здесь просто так, наблюдая за изнасилованием бедняжки, я не могу. Еще толком не решив, что мне следует делать, я начинаю потихоньку выбираться из-за занавесей, одновременно нащупывая ножи… Резкий стук в дверь вынуждает меня вновь затаиться.