Бог бабочек - страница 48

Шрифт
Интервал


Смотрю на тебя через стол. Хочется перелезть его, опрокинув тарелки, сесть к тебе на колени и прижаться, обвивая тебя – быть так близко, как только возможно, вдыхать тебя, пока не потеряю сознание. Мне без шуток кажется, что я могу потерять его лишь от того, что прижмусь к твоей толстовке и к теплу твоего тела под ней, что потрусь об тебя грудью и животом, что твоё дыхание будет щекотать мне ухо, как бывает, когда ты шепчешь, но только долго, что мои бёдра будут на твоих и мой пульс будет биться в подушечки твоих длинных пальцев…

Мне хочется сделать это – или что-нибудь не менее безумное.

Я не делаю ничего.

– Спасибо. Я… – (Отворачиваюсь, изо всех сил стараясь не моргнуть; слёзы уже очень близко и щиплют глаза, готовясь меня подвести). – Я так сильно скучала по тебе, Дима. Очень сильно.

…Когда мы идём к общежитиям – ты в своё, я в своё, уже за полночь, – ты вдруг тихо и грустно, почти шёпотом, спрашиваешь:

– Юль… Можно взять тебя за руку?

Что-то туго сжимается и замирает под ложечкой – так часто бывает рядом с тобой: полёт с «американских горок». Осторожно поворачиваю голову; ты идёшь спокойно и уверенно, как всегда, не замедляешь шаг и не смотришь на меня. Ночной холод превращает твоё дыхание в облачка пара.

Ты несколько месяцев не брал меня за руку. С тех пор, как снова сошёлся с Настей.

С тех пор, как я прямо сказала то, что давно должна была сказать прямо. И – никогда не должна была говорить.

Молча протягиваю тебе руку – в перчатке. Ты – так же молча – неспешно, палец за пальцем, стягиваешь эту перчатку и убираешь ко мне в карман. А потом мою ладонь обхватывает тёплая шелковистость твоих пальцев.

Волна дрожи прошивает меня; внутри всё сводит от мучительного желания; иду на автопилоте – и ещё потому, что ты ведёшь меня. Эта простая снятая перчатка – самое жгуче-страшное, что было со мной до сих пор; чувственный шрам, печать на проклятом договоре. Теперь я уйду за тобой куда угодно, как крыса за Крысоловом из Гаммельна.

Как твоя крыса).

* * *

…Я почти уверена, что ты не зайдёшь в ванную; но однажды – всё-таки, совершенно не смущаясь, заходишь. Тебя вообще редко смущает что-то бытовое, но сейчас это подчёркнутое, демонстративное не-смущение.

Щёлкнув кнопкой смыва, очень спокойно и собственнически смотришь на меня – голую, покрытую клочьями пены. Тщательно, от запястий до кончиков пальцев, намыливаешь руки, смываешь мыло, промокаешь ладони махровым полотенцем, – всё делаешь неторопливо, поглядывая на меня. Взгляды резкие, точно укусы; почти чувствую кожей, как они жгут. Выходишь, напоследок огладив глазами мои потяжелевшие от воды волосы.