– Кэтрин, – Люк в два шага оказывается около меня. – Ты в порядке?
Он опускается на корточки и суетливо осматривает моё лицо и руки. Я не могу пошевелиться от шока. Сердце раз за разом разбивается в груди.
Люк берёт меня под локти и осторожно поднимает на ноги – я вся трясусь. Он осторожно перекидывает одну мою руку через шею.
– Пошли, тебе нужно отдохнуть, – Люк ведёт меня к главному входу.
Акерс всё ещё корчится от боли. Его рубашка облита водой, с волос стекают ручьи, а лицо перекошено от гнева. Я стараюсь не смотреть на него, но взгляд снова и снова возвращается к парню.
– Ты об этом пожалеешь, шлюха! – выкрикивает он мне вслед. – Вы оба пожалеете!
Люк замечает бегущие по моим щекам слёзы быстрее, чем я.
– Не слушай его, – он отпускает мой локоть и осторожно прикасается к лицу, чтобы вытереть слезу, но я громко вскрикиваю. Люк одёргивает руку. – Извини, извини.
Стоит нам переступить через порог детского дома, как я, бормоча что-то себе под нос (наверное, как всегда подыскивая оправдание), вырываюсь из его объятий и бегу куда глаза глядят.
Ненавижу, когда меня касаются. Каждое касание оборачивается жестокой пыткой, как будто кто-то медленно, словно изучая, сколько я протяну, вонзает мне под кожу иголки. И этот кто-то не кто иной, как Билли – громкий, дикий и ужасно страшный.
Я пулей залетаю в ванную, даже не проверяя, занята ли она, и захлопываю за собой дверь. Когда щёлкает замок – я точно знаю, что он должен щёлкнуть! – бегу к раковине и, хватаясь за её скользкие края, как за спасательный круг, начинаю плакать навзрыд. Слёзы льются настоящим водопадом, приземляясь на дно раковины одна за другой.
Я сажусь на холодный пол и обхватываю колени двумя руками. Кажется, что эта ванная – единственное место в мире, где меня бы не тронули. Всё, что мне остаётся, это мечтать, чтобы оно оставалось таковым как можно дольше. И поэтому я закрываю глаза и представляю, что сейчас эта ванная где угодно, но только не в детском доме под Хантингтоном. Может, в Йорке, Лондоне или где подальше, но только не здесь. Но что-то мешает! Перед глазами всплывают картины, как Билли снова притягивает меня к себе, заглядывает в глаза и кричит, пока я дрожу, как осиновый лист. В ушах всё ещё стоит его ор. Слёзы впитываются в джинсы, те насквозь промокают, но мне уже всё равно.