придыханья жары, ни зрачков сирот, будто зрачков крота или запах псарни.
только запястье тончает, летит вовсю. протоколируй, небо, документально:
се, подписавшийся ниже, сведен к нулю, время примерно к августу, подпись бранна.
***
такие желваки, стрижет лишай
весь оборот лица, с изнанки вяжет
как после просмакованного «ша»
хурме, избытку сна, молчку и враже.
залечь на дно как под тебя да недосуг,
кому какое дело в самой самке
следить за лбом морщинистым и пух
есть волос тополей, не выпал дамкой.
теперь залягу, будет гопака
пускать собачья снедь и нефть в корыте
лакается прогулкой до пока
крахмал воротничка по шею врытый.
давай, июль, закосим под людей,
под этих всех, кому легко и мутно
от сонных до бессонницы ночей
и кто опровергаем утром.
***
от края комнаты до горла, где болит
миндалина и красный жжется сокол —
сорняк для бешеного гонга – и палит
крылом от маковки до холода и сока,
от тверди дверной, где порог, стезя, нога,
закинутая, вброшенная в берег
от края этого до самого долга,
до тонкорукого с похмелья бега,
от этих молочаевских глазниц,
в которых зелени по самое разуйся
и не вдеваемая нагота ресниц
ни в мясо Божие, ни в кость, ни в буйство,
от гальки пропесоченной, в проем
отчаянья, затравки, прободенья,
отрезка, ямы, стана, в ветролом —
не отворачивайся от меня, забвенье.
***
здесь не то чтобы детство, а прочий помост
меж вторым подоконным и спелым
голым яблоком, что ли, разрезанным от
переносицы к топкому мелу.
и кого из нас больше в дому посему,
по которому ходишь, не скручен
ни в бараний рожок, ни во тьме посошок,
ни чему еще врешь, не замучен.
это сюр, Божий сюр, и фригидна тоска,
и зудит отчий спам, и мазутом,
долгим спелым мазком чертит абы рука
что-то вне, словно ртом неразутым.
***
на самом-то деле от круга уходит листва,
от круга лица твоего, треугольника мора
в глазах полудремных, полуденных, полунева
течет и взывает к морям из ладоней и сора.
не любый, а самый ничей, ничему на постой
оставленный скорым, чтоб по ком-то забыться
и сбыться от корки до края, до края и стой,
и стой, погоди, погоди, не пали эти лица —
вон то, пред горою без носа и шрам у брови —
теперь не мое, а за ранцем сентябрь; плетутся
подкошены ноги и колко от ветра на вид
некрепким лопаткам моим, високосным и грустным.
***
живи со мной в лесу, живи в весу
почерковедческой иконописи мятой,