Наступила зима, королева чувствовала
себя хорошо, король навещал её, хотя и куда реже, чем Торию Иглсуд.
Самайя исполняла обязанности, всё больше погружаясь в жизнь
королевского двора. Она научилась без содрогания приветствовать
даже соратника принца Крисфена Власа Мэйдингора, о котором по
дворцу ходили воистину жуткие слухи. От самого принца она держалась
подальше, не слишком рассчитывая на его страх перед отцом. Принц, к
счастью, её не замечал.
В стране было спокойно, только Оскар
Мирн да Теодор Ривенхед время от времени тревожили Айвариха
утверждениями, что ересь проникает всё глубже в Сканналию, обретая
популярность как среди знати, так и простого народа. Айварих
отмахивался, предвкушая рождение наследника в конце зимы, и
предлагал им самим решать проблемы. В эту зиму Самайя видела четыре
казни на костре, слышала множество проповедей против ереси и поняла
для себя, что от слишком рьяных эктариан надо держаться так же
далеко, как и от зарианцев. Фил, как всегда ехидно, высказался в
том духе, что попы, особенно те, чья фамилия Ривенхед, боятся за
свои задницы на тёпленьких местах, потому что еретики отрицают не
веру и Бога, а роль попов, монахов и тех притонов, которые иные
называют церквями и монастырями. Всё больше деловых людей, добавил
дядя Сайрон, проявляют недовольство кучей нелепых правил и обрядов,
стоящих баснословных денег.
Рик, иногда сопровождавший Самайю на
казни, поначалу поддерживал Мирна. После того, как один из
приговорённых обратился к толпе с длинной речью в защиту своей веры
и сгорел без единого стона, Рик ушёл растерянным, не заметив Ноэля,
который хмуро стоял в толпе. У Самайи Мирн, несмотря на все его
заслуги, вызывал страх, напоминая ей о смерти родителей в Арпене
из-за обвинений в колдовстве.
***
Рик знал Самуила-Данника с детства.
Про себя Самуил говорил, что он выплачивает дань Богу и его
истинным служителям, потому его так и зовут. Когда позже Рик понял,
чем он занимается, то не мог определиться, восхищают его деяния
Самуила или ужасают. Самуил был из монашеской братии. После поездки
в Шагурию, где он переболел оспой, Самуил отошёл от монашества,
занялся другой деятельностью: вступил в общество, которое
занималось уходом за тяжелобольными людьми и их погребением. Самуил
обладал худыми пальцами с раздутыми суставами, испещрённым оспинами
лицом, свисающими клочьями седыми безжизненными волосами, но Рик
привык этого не замечать, потому что лучшего рассказчика он не
знал. Благодаря стараниям отца Рик прекрасно изучил Декамартион с
его историями о десяти смертных грехах и их воздействии на душу
человека, однако именно Самуил познакомил Рика с глубинными
тайнами, сокрытыми в древней книге. Вдохновение, с которым Самуил
описывал вроде бы знакомые события, затягивало Рика с головой,
герои рассказов казались живыми, близкими. Самуил заставил его
сомневаться в том, что умирающие ради веры святые так уж святы.
Святость достигается не смертью во имя веры, а жизнью во имя Бога и
людей, говаривал Самуил, образно и живо поясняя, почему заповеди
Божьи важны для общества, тогда как символы церкви навроде икон и
обрядов — лишь суета. К Самуилу можно было прийти с любым вопросом,
он отвечал откровенно и прямо. Отец иногда пытался его остановить —
Самуил говорил, что Рик уже большой и всё поймёт. За эти слова Рик
его ещё больше обожал. В Нортхеде Рик как-то попытался в разговоре
с Алексархом затронуть эту тему — тот оборвал его на полуслове и
пошутил, что так Рика самого скоро сожгут за ересь.