– Почему?
– Так надо, малыш.
11
Кто был автор и как называлась книга, я не помню. Это была даже не книга, а пожелтевшие страницы, напечатанные какими-то непонятными буквами с закорючками. Откуда взялись у бабули эти листы? По-моему, она и сама не знала. Наверное, они достались ей от ее родителей, а им от их родителей, а тем в свою очередь от своих родителей.
Это была сказка про Вредного короля и графа Осиное Гнездо.
Как только бабуля объявляла – сказка про Вредного короля – я аж за живот хватался от смеха.
– Ба… Почему ты не смеешься?
Стоило ей закончить читать, я просил начать заново и опять хватался за живот.
– Ба… Ну почему не смеешься?
Я даже и сейчас могу воспроизвести эту сказку почти слово в слово…
…Что найдется приятнее тех редких минут покоя в жизни Вредного короля, когда после сытного обеда входит с докладом граф Осиное Гнездо и начинает зачитывать прошения о помиловании. В эту минуту решается судьба осужденных на смертную казнь. По заверению придворного лекаря, человека искушенного в латыни, само себе лишение человека последнего шанса или наоборот дарование его есть dictum factum.
Вредный король долго не рассуждает. Время, отпущенное на отдых, ограничено им же. Он говорит «отказать». Или говорит «удовлетворить» в зависимости от… Впрочем, никто точно не знает, от чего зависит решение короля. Иногда король удовлетворяет все прошения. А иногда ни одного.
– Начинайте, граф. Только я прошу вас, не так стремительно, чтобы я не ловил все время смысл сказанного по обрывкам фраз…
Граф хотел было что-то возразить и уже изобразил на своем лице недоумение, но король взмахнул рукой.
– Начинайте…
– От приговоренного к смертной казни через повешенье сапожника с улицы Роз.
«Ах Мэги, Мэги, ну и ну, все так же ты мила
Что не откажешь никому, такие вот дела»
– Кхгх… – граф вдруг поперхнулся, закашлялся, глотая воздух изрядными порциями. Слезы брызнули у него из глаз. Со стороны могло показаться, что граф принес свое собственное прошение о помиловании.
– Читайте, граф! Что же вы?
Возникла пауза. Конечно, граф, привыкший оглашать десятки прошений, уже давно перестал просматривать их перед прочтением на предмет какой-либо несуразности или злого умысла. Какая может быть несуразность или тем более злой умысел в последнем шансе приговоренного спасти себе жизнь? Примеру графа последовал сначала начальник тюрьмы, а за ним и главный надзиратель. Хотя как знать. Вполне возможно, они-то как раз и явились зачинателями неисполнительства.