— А я говорил, Альрик, твой сын
делает побрякушки ночных убийц, — вновь взвыл самый нелюбимый мной
папин помощник Керн. — Ему нечего делать в кузне, и его надо
выпороть!
Помощник, который меня недолюбливал,
тыкал в мою сторону пальцем, а вот этого делать ему не стоило — он
мог лишиться и всей руки. В сторону Миуюки до сих пор иногда
указывали, только вот на ее детей тыкать пальцем было запрещено. И
по переменившемуся лицу Альрика я видел, что ему не нравилось,
когда на его детей указывают пальцем.
— Заткнись, Керн! Это моя кузня! Это
мой сын! — взревел Альрик, и мне стало жалко Керна, которого сейчас
могут и прибить. — Керн, пошел вон из моей кузни!
Если бы помощник промедлил хотя бы
секунду, то его бы в беспамятстве от удара выкинули бы из кузницы.
Это с семьей Альрик был добр, а с не очень приятными людьми он был,
я бы сказал, жесток.
— Так, пока не пришел клиент за своим
заказом, Альмонд, потрудись ответить мне, зачем тебе это странное
шило, — вновь улыбнулся мне отец и протянул мне свою ладонь, на
которой шило казалось таким маленьким и игрушечным. — Ведь оно не
для шитья, для чего оно сынок?
— Для защиты себя, тебя, сестры,
мамы, — спокойно проговорил я, смотря ледяным взором в глаза отцу.
— Я заберу жизнь любого, кто придет за моей семьей.
— И как ты будешь наносить свой
смертельный удар, в прыжке? — рассмеялся мой отец
— Пах, — тихо ответил я, и смех моего
отца сразу прекратился, а я четко начал говорить о том, как мне
виделся мой, возможно последний, бой: лук — это хорошо, но я был
реалистом. — Удар должен попасть в артерии, которых много в паху,
от ребенка не будут ожидать такого подлого удара.
— Не будут, но одного удара, скорей
всего, окажется мало, — кивнул в знак согласия отец и вдруг присел
так, чтобы наши головы были на одном уровне. — Сынок, в заранее
проигранном бою не на жизнь, а на смерть нет такого понятия как
подлый удар. Когда было очень тяжело, я не думал о честной схватке,
я убивал, а как я это делал, тем, кого я защищал, было
наплевать.
Мы ненадолго замолчали, потом с
тяжелым вздохом Альрик встал и, подойдя к горну, вновь посмотрел на
шило, а потом на меня. Он что-то решал, и когда он бросил в горн
заготовку моего шила, я подумал о том, что он не даст мне
разрешение, хоть и негласное, на ношение скрытого оружия. Я
ребенок, и оружие не должно быть в моих руках, даже в этом
мире.