ничего не значит?
– Я вам не верю! – замотала головой жрица.
Она попятилась, подходя все ближе к краю обрыва, и, поскользнувшись на сырой земле, на секунду потеряла равновесие. В толпе кто-то ахнул.
Глаза тар-атуа полыхнули гневом.
– У тебя нет выхода, девчонка! Ты обязана мне подчиниться!
Подчиниться? Она, кси-атуа, должна подчиниться тар-атуа? Дочь самого владыки мира должна делать то, что велит какой-то слуга? Нет. Она больше не собиралась выполнять приказы этого напыщенного болвана, которого презирала столько лет.
Гнев смешался со страхом. Смесь нахлынувших эмоций придала сил и уверенности. Если бы только удалось проскочить между тем толстым монахом слева и неповоротливым жрецом…Девушка приготовилась бежать, но тут один из солдат кинулся к ней, то ли не выдержав напряжения, то ли следуя чьему-то приказу. В попытке увернуться она отскочила в сторону, но, сделав неосторожный шаг, оступилась. Земля ушла из-под ног. Резкий горный ветер захлестал по лицу, растрепал густые косы. Исказившиеся в гримасах ужаса лица мужчин отдалялись, превращаясь в размытые пятна. Странно, но сама жрица больше не чувствовала страха, она думала лишь о сестре.
«Прости, что подвела тебя, – мысленно обратилась она к ней, прежде чем навеки утонуть во тьме. – Надеюсь, ты все поймешь».
Глава 1
1344 год Третьей Эпохи по летоисчислению Эрмемари
В неподвижном воздухе отчетливо разносились удары гонга, оповещая прихожан о том, что двери храма Анреншена закрывались до утра. Калиса с нетерпением ждала этого часа. День выдался тяжелым, и она валилась с ног от усталости. Но насладиться тишиной и одиночеством мешали окружавшие ее суми. Служанки сновали по комнате, словно пчелки, помогая жрице подготовиться ко сну.
Между делом девушки что-то оживленно обсуждали. Обычно Калиса прислушивалась к разговорам о жизни за стенами храма, который она никогда не покидала, но сегодня хихиканье суми раздражало.
– Вам лучше вести себя тише, иначе кто-нибудь услышит, – предостерегла она их.
Девушки, смутившись, умолкли на время, но вскоре вновь начали переговариваться вполголоса.
Калиса обреченно вздохнула и заставила себя съесть немного фруктов. Она не была голодна, но иначе суми заволновались бы и донесли настоятелю, что жрице нездоровилось. Они с легкостью умели превратить сущий пустяк в настоящую трагедию. А этого хотелось меньше всего: и без того в последние месяцы Калиса ощущала повышенное внимание к себе.