«...Просыпайтесь, Кир, через пять
минут мы подлетаем к Минакии. Прежде чем я начну
снижение, предлагаю полюбоваться видом северного сияния, нередкого
на этой высоте».
Кир зевнул и поёжился.
Предлагаемое зрелище не впечатлило. Возможно, и потому,
что напомнило о Фаэре. Да и недавний сон, странный
и тревожный, пока не отпустил, хотя почти рассеялся.
«Чернэ очы...» — что это? Слова, но на каком языке?
Очы. О-чы. Нет, никаких ассоциаций. Но почему так взбудоражил
этот сон? Что там ещё было, кроме слов... Ведь что-то ещё было,
определенно... Свет. Много-много света. Огромное окно. Да! Свет
именно оттуда шёл, верно! Ощущение тепла. Спине мягко
и уютно... живое тепло. Покачивание, приятное, убаюкивающее...
Я что, лежал? На чём? И почему всё вокруг было таким
огромным, потолок высоченный, окно... лицо... Лицо? Да, точно!
Галма, красивая, шепчет что-то, улыбается, поёт... Поёт?
Галма — поёт? Зачем? Ничего не понимаю... Но она
пела, галма во сне пела... как это там?.. «Шкода... хлопцу...
настократ...». Пела и покачивалась слегка, точно подкидывала
что-то на коленях. А-а-а! Всё! Понял! Я лежал
на её коленях! Я малявкой там был! Она меня качала!
И мне пела, мне! Галма пела мне... Красивая такая...
И пахла вкусно... Хороший какой сон... Досмотреть бы...«.
Кир вздохнул и открыл глаза: досмотреть вспугнутый инмобом сон
явно не светило — приближалась Минакия.
Инмоб, плавно снижавший скорость
и высоту на протяжении пары минут, прошёл туманный слой
облаков и вынырнул над Минакией. Остров, покрытый
в долинах сочной зеленью, которую питали две полноводные реки,
берущие начало в горах, уютно нежился в ладонях ласкового
моря. Инмоб зашёл на круг, облетая Минакию, — похоже,
уловил эмо-фон пассажира и решил дополнительно угодить.
Действительно, Кир, не единожды видевший остров отца
с высоты, всякий раз любовался его гармоничным устройством.
После динамичного Эл-Малхута, в котором юноша ощущал себя
незначимой частью огромного, работающего без сбоев механизма,
Минакия представлялась оазисом уюта и свободы.
Да и являлась таковым — разумеется, пока домой
не возвращался отец. Мысль о неизбежном и скором его
возвращении разом испортила настроение.
Кир понимал, что отношения
с отцом изменились — похоже, бесповоротно. Также понимал,
что не имеет никакого желания исправлять ситуацию.
Но тогда нужно что-то радикально менять, только что
он мог, неинициированный элоим? Кстати, об инициации...
Это что же, скоро придётся проходить ритуал, раз «минус-поле»
играючи сделало из шестнадцатилетнего элоима
девятнадцатилетнего выпускника, которого от инициации отделяет
лишь несколько месяцев интенсивной подготовки? Но ведь
добавились только три года, а не знания! О-о, ше-ед!
И что теперь будет, а?