Я могу только начать говорить, с трудом подбирая слова и не зная наверняка, какие из них угодят в цель, а какие промахнутся и ранят еще сильнее. Слова уже кончаются, а чувства – все никак, и вот уже наговорено столько всего, но все еще недостаточно для того, чтобы со спокойной душой выйти из комнаты и пойти пить кофе.
Ведь спокойной материнской души не бывает: ребенок может уйти и не вернуться. Особо отчаявшийся или неосторожный уйдет из дома. А иной – останется рядом, но уйдет в себя. И вроде возвращается всякий раз, но всякий раз, как известно, может оказаться первым.
6.
Это было пару лет назад, когда моя дочь Арина, девочка одиннадцати лет, попросила купить ей книги про Гарри Поттера.
Она тогда дочитывала «Белый Бим Чёрное Ухо», а в нашей детской домашней библиотеке, которую я трепетно и выверено собирала годами, лежали стопки книг «на вырост».
Они так и лежат там по сей день, так и не открытые, с нетронутыми уголками, ни разу не загнутыми за неимением закладки.
Это была «точка невозврата», и я это хорошо понимала. Но оттягивать момент уже не могла: на ее дне рождения подруги весь праздник обсуждали Гарри Поттера, а она, разумеется, не сочла нужным делиться с ними, как трогательна книга про судьбу бракованного пса.
Гарри Поттер захватил ребенка: кроме книг у нас также смотрелись фильмы, покупались волшебные палочки и дарились гриффиндорские подарки. Ей исполнялось тринадцать лет, когда у нас испекся гриффиндорский торт, в котором зажглись гриффиндорские свечи.
За два месяца до ее тринадцатилетия у нас родился Миша, и нам было обещано вырастить из него «поттеромана». Мише без малого годик, а обещание не сдержано, и вряд ли уже будет: Гарри Поттер если не забыт, то очевидно заброшен; вместо волшебных палочек теперь кисти для пудры.
«Какую книгу ты сейчас читаешь?» – я как бы между делом спрашиваю ее, но все реже и реже.
Мне казалось раньше, что этим вопросом я могу ненароком напомнить ей о том, что чтение книг – это как чистка зубов: само собой разумеющееся и необходимое. Это не хобби, не увлечение, а насущная потребность каждого приличного человека. Но сейчас мне кажется, что этот вопрос может только вызвать раздражение: во многом ей видится враждебность, подвох и провокация с моей стороны.
«Хочу читать Толстого. Анну Каренину», – отвечает она мне однажды. Девочка отчаянно желает быть русской душою, а для этого ей нужен Толстой. Ну что ж, думаю, попробую найти ей на чужбине Анну Каренину.