Построенный, как говорится, Бог знает из чего, Любин домик оказался самым маленьким в округе. Она покрасила стены в белый цвет, а ставни в ярко-синий. Четыре великолепных пальто – и пристроила веранду. Еще два – и получила крылечко. Постепенно вокруг дома поднялись пять яблонь и груша. Все остальное оставалось запущенным до тех времен, пока Верочка не «встала на ноги».
Девочка росла слабой. И дело даже не в том, как часто она болела: дочка была хрупка душой и как-то по-особому уязвима. Несправедливость жизни, мелкие и крупные обиды она переживала острее и дольше, чем кто-либо из ровесников. Чужая боль проникала в нее с легкостью и задерживалась надолго. Соседские дети не спешили водить с ней дружбу. Целыми днями просиживала она в комнате, играя с подобранной на улице кошкой. В пять лет научилась читать по складам, и мир вокруг расширил свои границы. Книги брались в районной библиотеке, куда незадолго до своей смерти ее привел отец.
Последние месяцы он почти безвыходно провел в их комнате, уже не способный не только к работе на стройке, где был грамотным прорабом, но и к какой-либо работе вообще. Он нежно любил дочь, варил обед, читал ей книги, они подолгу беседовали. Все эти месяцы, недели и дни он окутывал Верочку своей любовью и заботой. Он хотел бы скрыть от нее свои страдания, но это не всегда удавалось. К мучениям из-за сломанного под Сталинградом позвоночника добавились невыносимые головные боли. И не было средства эти страдания унять. Врачи избегали смотреть ему в глаза. Свои прогнозы излагали Любе. Выслушивая их, она сидела ровно, смотрела прямо. На все воля Божья. И была благодарна за каждый разделенный с мужем месяц, день и час.
Он умер вечером, накормив Верочку ужином и дождавшись жену с работы. Смерть его была тиха и обыденна. На следующий день некрашеный гроб отвезли на кладбище и зарыли в мерзлой комковатой земле.
Отец еще некоторое время продолжал жить в памяти дочки как прекрасный и обреченный человек.
Он ушел. Она осталась. Та же комната, книги и зима. Неделю Верочка просидела практически неподвижно, за закрытой дверью, из-за которой раздавались то ругань и мат соседей, то их пьяный хохот и перезвон бутылок. Раньше этих звуков она просто не замечала.
Вера пристрастилась к чтению. Ее книжные предпочтения сложились достаточно быстро. Душа тянулась к красоте и утонченности. В библиотечных книгах правды было мало, но она и не искала правды. Книги стали своеобразным буфером между ней и миром за пределами комнаты.