Я не понимал такого отношения к старику. Но про себя подумал – не могла же одна жадность и маразм вызывать в окружающей массе постоянные нападки? Наблюдал за ним со стороны и не хотел даже на миг представить себя на его месте. Он при жизни попал в ад и жарится на сковородке. Наша тюрьма для молодых. А в его годы, когда каждое движение даётся с неимоверным усилием, надо спокойно доживать жизнь в кругу любящих внуков.
Припомнился мне другой дед. К нам в купе по этапу в Белгороде подсадили. Восемьдесят с хвостиком ему было. За убийство на старости загремел. Мы ещё всё подшучивали, мол, не может быть, дед, чтобы первая ходка?!
Бабку похоронил и руки опустились. А тут какой-то провокатор в огороде пристал. Дед его лопатой и зарубил. Один глаз у него уже не видел, зрачок не реагировал на свет. Смотришь ему в живой глаз – мудрость смотрит на тебя, а глянешь в другой – смерть с тобой разговаривает.
Дед в окно «Столыпина» воронежский пейзаж приметил и рассказал, как освобождал эти земли во время войны. В артиллерии служил, на гармони играл и пел. Мы его заботой и вниманием окружили: уступили удобное место, помогли с вещами. Достали хлеб, рыбу, сальца подрезали, напоили чаем с кусковым сахаром. Дед нам весь вечер фронтовые песни пел. Даже конвой не мешал, пробрало паскуд.
– Почему такое отношение к старому? – спросил я у Смотрящего по больнице.
– К этому что ли?.. Да он людей расстреливал. Энкавэдэшник хренов!
Я не поверил, но призадумался.
И как-то раз на умывальнике я обернулся на шум. Умывальник совмещался с туалетом – дальняком. Между умывальником и дальняком у стены стояла большая железная бочка – параша. Параша как бы разделяла помещение на умывальник и дальняк, была своеобразным пограничным столбом. Нужда справлялась у всех на виду. По-маленькому – лицом к стене у общего писсуара, как правило с задранными к потолку носами от едкого до слез аммиака. По-большому – на корточках с отстранено-медитативным выражением лиц над напольными туалетными «чашами Генуя» (хорошо знакомым всем арестантам и солдатам). Эти чаши, а по-простому дыры, забивались и над ними образовывались кучи, как над кротовыми норами. И такая гамма тошнотворных запахов наполняла это пространство, что неподготовленному человеку без противогаза туда было не войти.