Лагерные этюды - страница 4

Шрифт
Интервал


– Газимагомедов, – прозвучала новая фамилия.

– Курбан Габибулович, – бойко отозвался Николай Григорьевич.

Когда захлопнулась дверь, я поинтересовался у новичка.

– Ты, дагестанец?

– Да, даргинец, – ответил он, хитро улыбаясь, как раскрывшемуся секрету. – А как ты догадался? – задал он встречный вопрос.

– А кем может быть человек с такими паспортными данными? Но почему Николай Григорьевич?

Немного помявшись и попытавшись перевести на шутку, он все-таки рассказал, что являлся офицером, военным лётчиком, майором запаса. Участвовал в 70-ые годы в боевых действиях в дружественной нам Анголе. Где был сбит и неудачно катапультировался; парашют зацепился за высокие деревья тропического леса, с которых он чудом спустился, перерезав стропы. При этом закатил рукав рубашки и показал левую руку, покалеченное предплечье, на котором был след сильного ожога и дефицит кожи, и когда он шевелил пальцами, сухожилия были на виду и сокращались как у терминатора.

Это были сильные переживания, при них Николай Григорьевич становился серьёзным. Тем не менее он, довольно, закончил рассказ тем, что теперь инвалид и получает пенсию, а, следовательно, может не бояться пыток при дознании, принуждения к работе и побоев по прибытию в зону. Легкую задумчивость в нем вызывали лишь мысли о блатных, против которых иммунитета у него не было. И он решил придерживаться меня.

Позже лётчик прибыл в лагерь, где быстро освоился и держался довольно независимо. Сроку у него было пять лет. Отбывал за мошенничество. Нет такого преступника, который не найдет себе оправдание. И конечно, Николай Григорьевич не считал себя мошенником. Он заводился и с пеной у рта начинал ругать демократов и развал Союза.

– Вот раньше были времена! – вспоминал офицер запаса. – Приезжали в любой колхоз, на любое предприятие и брали всё, что надо: машину картошки, муки, крупы. Меняли на соляру, топливо, спирт, – браво жестикулировал он.

– Поэтому армию и развалили, и страну тоже, – замечал я.

На что Николай Григорьевич замолкал, мгновение пристально смотрел на меня, как на обидчика. Потом демонстративно махал рукой и собирал слушателей среди электората простых мужиков, с которыми сходился, надо сказать, запросто. Со многими был приятелем, с некоторыми на короткой ноге, над кем-то подшучивал и похлопывал по плечу. Короче говоря, подвязался в лагере неплохо, нужных ему людей умасливать умел ловко. Ни в чём не нуждался, на пенсию отоваривался в ларьке. Подписал у Хозяина (начальника колонии) разрешение на вынос продуктов из столовой, и ни в чём ограничений не знал, в баню ходил по желанию.