"Чего не хватает?" – странно соображал Канарин, и странный
пришел ответ. Музыки. В фильмах всегда в это время звучит
какая-нибудь тревожная музыка. Потому что кино!
Из-под троллейбуса, с этой стороны, показались две руки. Пальцы
на них вились, пальцы на них сжимались и разжимались. Как в
советском "Шерлоке Холмcе", профессор Мориарти разминался перед
схваткой.
Канарин потащил невольную спутницу за локоть вверх по улице, к
хрущевке с магазином на первом этаже. Это была знаменитая на весь
район хрущевка, так называемый Арсенальский дом, ибо возведен он
был для рабочих-арсенальцев. И сейчас около него стояла бочка с
квасом. При бочке, на табуреточке, спокойно восседала продавщица, а
рядом с ней двое людей, с кружками пенистого квасу, уже наполовину
выпитыми. Один сказал другому:
– Пипец.
В парадном было темно и прохладно. Стены – выкрашены. Нижняя
половина синяя, верхняя белая. Паша взбежал по пяти ступенькам на
лестничную клетку и принялся звонить во все двери подряд.
Остановился. Прислушался. Мертвая тишина.
Позвать?
Он зашел на второй этаж и приложил ухо к ближайшей двери. Вдруг
она подалась и немного отворилась. Паша вошел в чужую квартиру.
Пахло лекарствами хронического больного – как стоит
десятилетиями столик с разными таблетками и бутылочками, источая
резкие запахи, смешанные с отголоском торта-наполеона и образом
дисковых телефонов.
– Есть тут кто?
Отчетливо цокали настенные часы. Паша их не видел, а они
жесткими каплями падали на мозг – цок. цок. цок! Электросчетчик,
календарь со святыми, сервант, маленькие иконы.
Кухня. Пусто. В главной, проходной комнате людей тоже не было.
Только мебель, кажется, еще хранила их тепло. Стоял выключенный
телевизор.
Дверь во вторую комнату открыта. Паша выждал, осторожно заглянул
туда. Шкафы, убранная кровать.
Паша вернулся в кухню, пошарил по полкам, выдвигая их, и нашел
длинный нож. Подошел к окну. Вид на тот желтый дом напротив, и
мусорный контейнер с надписью "панкмобиль".
И тут толпа зомби – членов правительства – гогочущей рекой,
словно карнавальное шествие, заполонила улицу. Один мертвец стал
толкать панкмобиль, присоединился в помощь другой, третий. Тихо
задрожали-загрохотали по асфальту резиновые колесики.
Паша присел.
Когда весь шум стих, он поднялся. Никого, снова пустая
улица.