«Как – так рисовать? – подумал Тошка, – да и мороз, чтобы не очень».
– Рот закрой! – раздался сбоку хриплый девичий голос.
Антон щёлкнул зубами, не глядя сунул в закоченелую Ленкину ладошку заработанные доллары, и медленно обернулся на характерный сап за спиной: там, широко расставив ноги и выпятив вперёд огромный каменный живот, стоял дядя Казимир.
– Вот болячка! – молвил старый мэтр, глядя вслед Ленкиной шапке, поплавком скачущей в толчее прохожих, – ни хрена долги не отдаёт: дважды попался, как школьник!
– И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должником нашим! – густым басом пропел Антон.
– Долги наша!.. «Наша долги» непременно к вам перекочуют, к молодым! – скорбно улыбнулся дядя Казимир и, взглянув на подошедшего к Антону Прохора, язвительно произнёс:
– Проблемы, Проша?..
Уставившись воловьим взором на Антона, Прохор гнусаво простонал:
– Тоха!..
Антон также тускло глянул на него:
– Лена зузы принесёт – получишь, распишешься. И, Проша, касса на этом закрывается, – мне самому, вот как!.. – сказал он, махнув ладонью у подбородка.
– Не дай пропасть, болярин! – Прохор полез своею грязной пятернёй под бороду: – Полыхает!
– Я, между прочим, тоже этой ночью не молочко кушал! – пробурчал Антон.
– Ты смотри, что делают! – гаубицей забухал у самого Тошкиного уха голос дяди Казимира. – Ты погляди! – мэтр тряс перед собой жирным, как сосиска, пальцем.
В дальнем конце колоннады хохот стоял невообразимый: обкуренные подростки задирали подол молодой, черноглазой, стыдливо сжавшейся в комок девушке, двое из них нагло тянули из её рук сверкающую чёрным перламутром дамскую сумку.
– Вот даёт пехота! – воскликнул мэтр. – И никакой на них управы. А? Каково?..
– А кому нужда с ними связываться? – почёсывая бороду, хрипло пробасил Проша. – Клея нюхнули, вот и бузят! Им сейчас сам чёрт не брат!
– Времена!.. – печально констатировал Казимир Иванович, поднося к своему выдающемуся, покрытому тонкой паутинкой фиолетовых капилляров, носу громадный клетчатый платок. Смачно дунув в него, липко прошептал: – Ух, хорошо!
– Гнать их отсюда!.. – неожиданно подал голос возившийся с этюдником Антон, – иначе сядут они нам на шею, вспомните мои слова. И будем мы здесь сами вроде проституток – только глазками отсвечивать.
– Истину глаголешь, боярин! – горько усмехнулся Прохор, – и не за горами сей скорбный день!