Иногда, прежде чем наконец уснуть, приходится долго вертеться с боку на бок. От нескончаемого сна ноет спина. Тогда я сажусь и бесцельно листаю соцсети, раз за разом проверяю почту, чтобы удалить спам или посмотреть новые вакансии на headhunter. На автомате читаю посты малознакомых людей, останавливаясь на середине текста с мыслью – зачем мне это вообще? Закрываю всё и откладываю телефон, но через несколько минут рука от безделья сама тянется к моей «пятерке». Это второй вариант побега.
Я не всегда была такой размазней. Еще пару месяцев назад я, как обычно, бесила Диму своим слишком простым, по его мнению, отношению к жизни.
– Да ты даже не оптимистка, ты чокнутая! – высказался он как-то во время ругани: дикий взгляд, слюни в разгаре криков. – Разуй глаза! Нельзя, понимаешь, нельзя вечно во всём и во всех видеть хорошее. Вокруг полно мудаков, а в жизни на каждом шагу куча дерьма. Сними грёбаные розовые очки!
– Я просто приветствую перемены, – парировала я упрямо, говоря это уже в спину разъяренному мужу, собравшемуся выйти покурить. – Нельзя вечно ныть, что всё плохо, это само по себе убивает! – пыталась я докричаться до него.
Не обернувшись, он только махнул рукой. В тот раз я хорошенько его достала. Но не сдавалась:
– Во всём можно найти что-то хорошее! – Даже в мудаках и дерьмовых поворотах, – хлопнула входная дверь, и остаток заготовленной речи я пробормотала себе под нос: – И я не оптимистка, а реалистка, просто с позитивным уклоном…
Я ведь правда в это верила. Видимо, поплатилась. В последний месяц я провалилась в ту самую реальность без розовых очков, потеряв свою способность всегда и во всём видеть хорошее. Будто наступила на ловушку, вырытую в земле и прикрытую ветками – с разбега ухнула в пустоту, потеряв опору. Такие провалы случались и раньше – от усталости, от трудностей, наступающих друг другу на пятки, от внезапного осознания, что я живу ради чего угодно, но не ради себя… Меня накрывало на день-два, но потом я выбиралась. Соскребала свой позитив со дна ловушки – перемешанный с грязью, веточками и птичьим пометом, – лепила из него что-то, убеждала себя, что это что-то и есть я, и выкарабкивалась. Но не в этот раз. В этот – яма оказалась слишком глубокой.
Глубокая-глубокая сырая яма, пахнущая землей, а на дне – гора голов, твердящих «надо» своими гнилыми дырявыми ртами. Надо выбираться. Месяц в яме – это слишком долго. Но я не находила сил. Переломила оптимистичный хребет при падении. Позитив размазался так сильно, что чем больше я его собирала – тем грязнее и неправдоподобнее он выглядел. С каждым днем я всё сильнее не узнавала себя и уже ненавидела эту ноющую копию Ули. Ненавидела и не могла с ней справиться – она слишком задержалась на моем месте, уже пустила корни. Она начала побеждать.