Я придумал много разных идей и вещей. Например, именно мне принадлежит честь изобретения слова «лимпопоидность». Нетрудно догадаться, что под этим словом значилась способность любого явления или предмета вызывать ассоциации с рекой Лимпопо. Связь могла выражаться в чем угодно. И только на первый взгляд это звучало странно. Несовместимость таких сцепок меняла мир до неузнаваемости. И это была одна из моих неожиданных вершин. Не знаю, во сколько бы томов поместилось все остальное. Не счесть, сколько чудных мгновений и милых пустяков мне удались, которые сделали эту жизнь такой неизгладимой в глазах ее очевидцев. В первое время я не мог остановиться, неистово мыча и хватаясь за голову от восторга, но позже я упростил свою реакцию до легкой икроножной судороги.
Однако жизнь, какой ее знали окружающие, почти достигла своей наивысшей точки. Я это понял сразу.
До четырнадцати лет большую часть своего времени я посвящал гимнастическим упражнениям. Это было частью моей терапии или очередной родительской хитростью убедивших меня, что это подготовит меня к жизненным испытаниям. На прочие науки и умения я не тратил время, часто обнаруживая врожденное знание учебного курса. Зато я мог выполнить несколько сальто вперед и назад, с твистами в группировке, чередуя фляки и бланши, и многократно проделывал это на ежедневных тренировках. Я кувыркался со смехом, моя резвость и ловкость меня очень веселили. На этом этапе моей жизни я этим по-настоящему упивался. Я замирал в высоком прыжке и хохотал от своей удали, в чем бы эта удаль не проявлялась: когда бил кому-нибудь во дворе с разворота ногой в челюсть или когда запрыгивал через окно в общежитие к ничего не подозревающим девчонкам из ветеринарного училища. Будущие инструкторы по иппотерапии и зоогиды слышали мой смех, но еще некоторое время не понимали, что происходит. И мое вероломство еще сильнее меня раззадоривало. Подростковые плотские забавы сыграли со мной злую шутку: ко мне рано пришло предчувствие неизбежной беды, и за неделю до своего четырнадцатилетия я понял, что глупо растратил свою невинность и скоро мне предстоят занятия, полные самоотречения и потусторонних изуверств, после чего я незамедлительно дал обет безбрачия. В один момент я стал человеком миссии, словно запустился скрытый пункт непостижимой программы.